Дмитрий Мережковский - Бремя власти: Перекрестки истории

Но, стремясь окончательно упрочить свое могущество и обеспечить престол своему сыну, Борис будет вынужден вступить в борьбу с боярством, не простившим ему «незаконного» водворения во власть: «Борис со своею семьею. становился все более могущественным и захватывал все большую власть, угнетая, подавляя и убирая постепенно самую значительную и древнюю знать, которую ему удалось отстранить и истязать безнаказанно, чтобы его боялись и страшились.» – пишет Дж. Горсей [14;173]. Ему вторит Жак Маржерет: Борис «перестал лично выслушивать жалобы и просьбы, стал скрываться, редко показываться народу, и то с большими церемониями и затруднениями, неизвестными его предшественникам… Вместе с тем он начал ссылать людей, казавшихся ему подозрительными, заключал браки по своему желанию и соединял узами свойства со своим домом главнейших, самых нужных вельмож» [44;46].

Многие действия Годунова-царя ничем не будут отличаться от действий Годунова-правителя, но теперь ему все ставится в упрек. Дьяк Иван Тимофеев пишет: «Так и Борис, когда почитался равным ему по чести и за царя хорошо управлял всеми людьми, тогда казался во всем добрым, так как являлся в ответах приятным, кротким, тихим и щедрым и был всеми любим за уничтожение в земле обид и всякой неправды; все думали тогда, что после царя во всем царстве не найдется, кроме него, другого такого справедливого <���человека>» [48;250].

Заметим это – после царя.

Правя за спиной царя, Годунов настолько обольстил народ, что тот «допустил» его до церковного помазания. Заполучив же наконец этот высокий сан, – «такое совершенно ему несвойственное звание, когда выше природы он окончательно оделся в великолепную порфиру пресветлого царства» [48;250] – он обманул ожидания народа и оказался для всех нестерпимым и жестоким.

Выше природы…

И если при жизни царя Федора могло казаться, что царство держится исключительно рачением Бориса, а Федор лишь олицетворяет собой некий символ власти, то стоило лишь этому «символу» исчезнуть, как обнаружилось, что именно он-то и был столпом, поддерживающим стабильность и прочность власти. И никакие царские регалии не могли в глазах современников отменить тот факт, что Борис – как бы он ни подходил к этой роли – играет ее не по праву, освященному традицией.

И что ты ни делай, как ни старайся, суд черни тебя не оправдает:

В упрек Годунову ставилось даже его попечение о строительстве храмов, совершавшееся якобы ради гордыни и самовозвеличения: «…потому что высокоумие одолело в нем веру, и превозношение его во многом превысило и драгоценные камни с жемчугом, и самую природу золота». [97]

Дьяк Иван Тимофеев, упрекая Бориса в гордыне, не отрицает и вины придворных льстецов, побудивших его в свое время добиваться царства и поддерживавших в нем честолюбивые устремления: «…так что это было как бы две веревки, сплетенные вместе, – его хотение и их лесть, – это была как бы одна соединенная грехом цепь» [48;233].

Народ будет воспринимать свершающиеся в царствование Бориса напасти и бедствия как доказательство того, что Бог отвернулся от царя: «За царское согрешение Бог всю землю казнит, за угодность милует», – говорит народная пословица. А Бог казнил землю чрезвычайно жестоко: после нескольких лет неурожаев разразился страшный голод.

Годунов станет принимать все возможные меры для помощи голодающим, доходившим уже и до людоедства: скупать у богатых их запасы хлеба, чтобы раздавать народу, придумывать разные строительные работы, [98]дававшие заработок, раздавать милостыню. Он распорядится, чтобы хлеб привозили из дальних изобильных областей, не затронутых неурожаем, – и хлеб тот везли, по словам историка, «как бы пустынею африканскою, под мечами и копьями воинов, опасаясь нападения голодных, которые не только вне селений, но и в Москве, на улицах и рынках, силою отнимали съестное» [27;69].

Только к 1603 году удалось устранить последствия голода, [99]унесшего огромное количество жизней: сколько всего народу умерло, «во всех градех и селех никто же исповедати не может: несть бо сему постижениа» [39;106].

После трехлетнего голода в 1604 году появится новая напасть: в российские пределы вступят войска Лжедмитрия I, южные города перейдут на его сторону, в следующем году самозванца разобьют под Добрыничами и вынудят уйти в Путивль, но положение будет очень серьезным, авторитет Бориса начнет стремительно падать, народ склонится на сторону самозванца, войска поколеблются.

Борис умрет скоропостижно 13 апреля 1605 года.

Смерть его будет столь неожиданна, что пойдут даже слухи о самоубийстве.

Но вряд человек, столь сильный духом, как Годунов, уйдет добровольно из жизни, совершив тем самым страшный грех и оставив без защиты свою семью и свое отечество. Последние дни и часы царя Бориса, несомненно, будут омрачены тяжкими думами и опасениями.

Годунова не полюбят и мертвым.

Все произошедшие после его смерти события невольно подтвердят народное мнение о греховности годуновского царствования: «Если бы угодно было и приятно Богу дело того (Бориса), то оно пребывало бы вечно, а все, что он созидал из гордости, было разорено Богом. Всякий, любящий показать себя, называется тщеславным, и все, что делается для показа, создает плод не для будущего века, а рассыпается (в человеческой похвале)» [48;251–252].

Через три недели под Кромами царские войска во главе с князьями Голицыными и воеводой Федором Басмановым перейдут на сторону самозванца, в июне Москва восстанет против Годуновых, династия будет свержена, а новый царь Федор Годунов и его мать, вдова Бориса Мария – удушены. Дочь Бориса Ксения подвергнется поруганию самозванцем, а впоследствии будет пострижена в монахини. [100]

Царь Дмитрий Иоаннович (Григорий Отрепьев)

20 июня Лжедмитрий I [101]въедет в столицу.

Начнется великая русская Смута.

Будут пролиты реки крови, загублены тысячи жизней, разрушены города и села, а царский трон послужит игрушкой в руках претендентов, чехардой сменявших друг друга.