Александр Золототрубов - Зарево над Волгой

— Где раньше воевал? — спросил его комдив.

— Под городом Борисовом, в Белоруссии, там был ранен, — просто ответил Рубен и не без гордости добавил: — Заслужил орден Красного Знамени! Когда уходил на фронт, мать наказывала, чтобы я в пекло не лез. Мне тогда подумалось: «А разве сама война не пекло?» — Он усмехнулся, по-детски улыбаясь и шевеля густыми бровями. — Я заверил маму, что ей краснеть за меня не придется… Советский Союз стал для меня второй родиной, и за нее я буду сражаться, пока руки держат оружие…

— А где живет сейчас твоя мама? — поинтересовался генерал.

— В Москве. Недавно получил от нее письмо, пишет, что скучает по мне. — В голосе Рубена Глазков уловил грусть.

«А теперь парень лежит в санбате с тяжелейшей раной. Выживет ли? — тревожился комдив. — Надо доложить о нем в штаб фронта». Он тут же позвонил в штаб. Ответил ему чей-то слегка хрипловатый голос, словно человек простыл.

— Кто на проводе? — уточнил Глазков.

— Член Военного совета фронта Хрущев. А вы кто?

— Докладывает комдив 35-й гвардейской генерал Глазков…

— Да уж я-то знаю вас, — прервал его Хрущев. — Ваши гвардейцы дают жару фрицам… Так что тебя волнует, комдив?

— У меня случилось ЧП, Никита Сергеевич, — выдохнул в трубку комдив. — В бою южнее станции Котлубань тяжело ранен командир пулеметной роты Рубен Руис Ибаррури.

— Как это случилось? — только и спросил озабоченный Хрущев.

— Во время атаки командир батальона капитан Столяров по ранению выбыл из строя, а немцы напирали, и тогда бойцов возглавил старший лейтенант Ибаррури. Как мне быть? Он говорил мне, что его мать живет в Москве. Может, сообщить ей о ранении сына?

— Я доложу об этом товарищу Сталину, и он решит, как нам быть, — сказал Хрущев.

— Слушаюсь, товарищ член Военного совета, — отчеканил генерал.

(Капитан Рубен Руис Ибаррури умер 3 сентября. Посмертно ему было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Его прах похоронен в городе-герое Сталинграде. — А.З.)

В полдень 23 августа генерал Еременко доложил по ВЧ в Ставку о том, что резервы прибыли и что эти резервы уже распределены на два фронта. Он хотел добавить, что выделенных войск недостаточно, так как противник усиливает натиск на всех оборонительных рубежах, но, услышав в трубке, как Сталин кашлянул, смолчал.

— Нам тут нелегко формировать новые войсковые соединения, — сказал Сталин, — но мы это делаем в надежде, что вам удастся отстоять Сталинград.

— Это тот рубеж, который проходит через мое сердце, товарищ Сталин, — натужно произнес Андрей Иванович. — Будем стараться выстоять, но нам хотелось бы получить танки…

— Пока дать их не можем, — проворчал верховный. — Уж кому-кому, а вам я бы не отказал, товарищ Еременко…

(С 1 июля по 1 ноября 1942 года Ставка Верховного главнокомандования передала на Сталинградское направление 72 стрелковые дивизии, 6 танковых и 2 механизированных корпусов, 20 стрелковых и 46 танковых бригад. — А.З.)

Сталин проинформировал генерала Еременко, что сейчас на тракторном заводе в Сталинграде находится заместитель Председателя СНК СССР нарком танковой промышленности Малышев. ГКО поручил ему обеспечить бесперебойную работу сталинградских заводов по выпуску военной продукции и по ремонту поврежденной боевой техники, прежде всего танков и артиллерии.

— Вы меня слышите? — забеспокоился верховный.

— Так точно! — встрепенулся Еременко. — С Малышевым я встречался, и он помог нам с танками. Был у нас на КП и Василевский, с его помощью мы решили важные оперативные вопросы.

— Какая у вас сейчас обстановка? — последовал очередной вопрос.

— Тяжелая, — гулко выдохнул в трубку Еременко. — Идут кровавые бои. От танков и авиации противника мы несем большие потери. Но смею вас заверить, — отвердевшим голосом продолжал командующий, — что в городе паники нет, все рабочие на своих местах, а бойцы и командиры дают достойный отпор врагу. Одна беда — нечем восполнять наши потери.

Казалось, все то, о чем Еременко доложил верховному, смягчит его, поможет получить новые подкрепления войск, но этого не случилось. Хуже того, вскоре из Ставки в штаб поступила телеграмма, в которой Сталин потребовал: «Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами в изобилии, чтобы запутать врага. Используйте вовсю артиллерийские и эресовские силы… [6] Эресовские силы PC — реактивные силы, реактивное оружие. » Что касается командующего 62-й армией генерала Лопатина, то верховный бросил упрек: «Лопатин во второй раз подводит Сталинградский фронт своей неумелостью и нераспорядительностью. Установите над ним надежный контроль…»

Еременко прочел депешу и замер. К нему подошел член Военного совета Хрущев.

— Чего такой растерянный, Андрей Иванович? — спросил он.

Тот протянул ему листок:

— Вот прочти…

Хрущев пробежал текст глазами, посмотрел в лицо командующему. Тот, как показалось ему, все еще был не в себе. Наконец Еременко заговорил:

— Понимаешь, Никита Сергеевич, получается, что мы с тобой тут не воюем, а играем в бирюльки. И потом, где в городе бронепоезда? Что-то я их не видел. Или еще совет: «Пользуйтесь дымами в изобилии, чтобы запутать врага». Вместо танков нам предлагают дым!

— Не принимай все это близко к сердцу, — успокоил его член Военного совета. — Сейчас на вождя свалилось столько дел, что он не знает, за что ухватиться. А вот о генерале Лопатине нам надо поразмыслить, возможно, подберем на его место другого генерала, хотя Жуков Антона Ивановича хвалит.

— Интересно, что думает об этой телеграмме представитель Ставки Василевский? — вдруг спросил Еременко, глядя на Никиту Сергеевича.

Тот передернул плечами.

— Зачем гадать? Вот приедет на КП, и мы у него спросим, — посоветовал член Военного совета.

Еременко приоткрыл дверь комнаты и крикнул адъютанту, чтобы принес чаю.

— Заодно захвати и пару бутербродов! — Еременко вернулся к столу. — Что-то я проголодался, а ты?

— Я тоже не прочь перекусить.

В это время позвонил начальник корпуса противовоздушной обороны полковник Райнин.

— Товарищ командующий, — раздался в трубке его басовитый голос, — с запада и юго-запада на Сталинград идут большие группы немецких бомбардировщиков. Они вот-вот будут над городом. Объявлена боевая тревога, и мои люди готовы к бою!

— Наверное, станут бомбить нас, так что создайте для воздушных пиратов заградительный огонь зенитных батарей, поднимите в воздух всю авиадивизию.

— Слушаюсь, товарищ командующий!

Этот день, 23 августа, стал черным для Сталинграда. После шести часов вечера город подвергся, как позже говорил Еременко, «зверской бомбардировке», в которой участвовало до 600 вражеских самолетов. Они сбросили тысячи фугасных и зажигательных бомб. Сталинград потонул в зареве пожарищ. Сотни домов взрывами бомб были сметены с лица земли. Пылали взорванные хранилища нефти и бензина. Погибло немало мирных жителей, были разрушены многие промышленные предприятия. Над городом сбили до сотни «юнкерсов». В это же время немецкие войска начали наступление и вскоре вышли к Волге в районе Рынка, их танки двинулись на Сталинград с севера. Начался массированный обстрел города из орудий и минометов. Впервые тракторный завод подвергся удару.