Александр Золототрубов - Зарево над Волгой

— Спасите ее, она не умеет плавать! — крикнула другая медсестра, подбежав к Бурлаку.

В одно мгновение Иван Лукич сбросил на палубу портупею и прыгнул за борт. Он плыл на голос Оксаны, ее голос то стихал, то вновь возникал, и он понял, что девушка барахтается в воде, наверное, уже захлебывается, и что было сил греб руками воду под себя и неутомимо работал ногами. А вот и она. Появилась на воде и снова исчезла, а на поверхности остались пузыри. В самый последний момент Иван Лукич нырнул под Оксану, цепко схватил ее за волосы и вытащил ее голову из воды. Успел заметить, что лицо у нее белее мела, глаза красные и распахнутые, а из груди вырывались тяжелые стоны. Бурлак натужно держался на воде, левой, больной рукой прижимал девушку к себе, а правой с силой греб. Самоходная баржа застопорила ход и плавно качалась на воде. Кто-то из экипажа бросил в их сторону спасательный круг, а медсестра, подруга Оксаны, во весь голос кричала:

— Плывите сюда, капитан!..

Рывок, еще рывок. Иван Лукич схватил спасательный круг и набросил его на плечи Оксаны, крикнув:

— Держись за круг руками, а я буду подталкивать!..

Их подняли на борт. Бурлак стоял на палубе, вытянув руки вдоль туловища, с него струями стекала вода. Он снял гимнастерку, выжал ее и снова надел. Оксана лежала на палубе и громко стонала, а потом и вовсе потеряла сознание. Ее правое плечо было в крови, на нем болтался клок кожи.

— Она ранена в плечо! — крикнул Бурлак медсестре которая возилась с раненым, лежавшим на носилках

Странно, но волна не смыла его за борт, он что-то говорил, но Иван Лукич не мог понять его слов. Подумалось: наверное, бредит после всего, что случилось. Кусок деревянной обшивки болтался, едва не касаясь воды. Подошел боцман и начал срезать его ножом, но дерево не поддавалось. Между тем подруга Оксаны стала перевязывать ее. Подошла врач и осмотрела девушку,

— В плече сидит осколок от разорвавшегося снаряда, — сказала она. — Ее надо срочно оперировать. Варя, — окликнула она медсестру, — принеси мне нашатырный спирт!

— Берег уже рядом, — вымолвил Бурлак.

Врач окинула его суровым взглядом:

— Она что, ваша знакомая? — и отбросила со лба метелку рыжеватых волос.

— Мы с ней на барже познакомились. — Бурлак почувствовал, как к лицу прихлынула кровь.

— Вы спасли ей жизнь, иначе она утонула бы, — проникновенно сказала врач. — А что это с вашей рукой? Да вы ранены! — всполошилась она. — Я сейчас перевяжу вам руку.

— Был ранен две недели тому назад, рана зажила, но, видно, оттого, что попал в воду и дал руке нагрузку, она стала кровоточить.

Медсестра принесла нашатырный спирт. Врач намочила свой платочек и поднесла его к носу Оксаны. Та вдохнула пары несколько раз и очнулась.

— Где я? — вырвалось из ее груди.

— Ты с нами, Оксана, — успокоила ее врач. — Опасность миновала, так что не волнуйся.

— Мне тяжело дышать, у меня кружится голова, и мне холодно, — с трудом проговорила Оксана. Ее взгляд блуждал по сторонам и вдруг остановился на Бурлаке. — Кто это?

— Твой спаситель, — улыбнулась врач. Она помогла девушке встать, потом осторожно повела ее к рубке. — Мы уже прибыли на место.

Баржа ошвартовалась у разбитого причала. Передав Оксану медсестре, врач надела очки и посмотрела на капитана.

— Медсестра Оксана где проходит службу? — спросил он.

— В санбате. А что? — Врач вскинула на него свои зеленоватые с чернотой глаза.

— Мне казалось, что она из саперного батальона.

Раненых выносили с баржи и тут же сажали в госпитальную машину «скорой помощи». Бурлак уже наполовину обсох, правда, рука ныла. Перед сходом на берег он подошел к врачу.

— Что теперь будет с медсестрой? — спросил он.

— Положим в госпиталь на операцию: надо же извлечь из плеча осколок, иначе возникнет гангрена и придется ампутировать руку. — Врач взглянула поверх головы Бурлака и увидела, что из рубки ей машет рукой усатый моряк. — Извините, товарищ капитан, я пойду.

— Всех вам благ, доктор!..

У заводского КПП [8] КПП — контрольно-пропускной пункт. капитан Бурлак увидел группу рабочих в спецовках. Они что-то читали на доске объявлений. Он решил посмотреть, что там такое. Оказалось, что на доске висело воззвание городского комитета обороны, который возглавлял первый секретарь областного обкома ВКП(б) Чуянов.

«Дорогие товарищи! — читал про себя Бурлак. — Родные сталинградцы! Остервенелые банды врага подкатились к стенам нашего родного города. Снова, как 24 года назад (имеется в виду оборона Царицына в 1918 году. — А.З.), наш город переживает тяжелые дни. Кровавые гитлеровцы рвутся в солнечный Сталинград, к великой русской реке Волге… Товарищи сталинградцы! Не отдадим родного города, родного дома, родной семьи. Покроем все улицы непроходимыми баррикадами. Сделаем каждый дом, каждый квартал, каждую улицу неприступной крепостью. Выходите все на строительство баррикад. Организуйте бригады. В грозный 1918 год наши отцы отстояли Красный Царицын. Отстоим и мы в 1942 году краснознаменный Сталинград! Все на строительство баррикад!

Все, кто способен носить оружие, на защиту родного города, родного дома…»

— Берет за душу, — промолвил Бурлак, прочитав обращение.

— Немец уже в полсотне километров от города, а баррикад что-то не видно, — усмехнулся стоявший рядом с Бурлаком рабочий.

Другой добавил:

— А что сделают баррикады против немецких танков? — Он взглянул на Бурлака. — Вот вы, товарищ капитан, танкист, рассудите нас.

Бурлак улыбнулся, пожал плечами.

— Смотря какие баррикады, а то могут и они лишить вражьи машины маневра, — веско произнес он. — Пожалуй, так оно и будет, если в городе начнутся уличные бои. Но лучше задержать танки противника, не дать им возможность войти в город, уничтожить их еще на подступах к Сталинграду.

— Горячее это дело, можно и обжечься, — бросил реплику молодой парень, дымя цигаркой. Он был в кожанке, хотя августовское солнце припекало.

— Ас холодным делом и дурак справится, — усмехнулся Иван Лукич.

— Вы-то сами уже сражались с немецкими танками? — спросил парень. — Как ведут себя гитлеровцы?

— Довелось сразиться, и в первом же бою на моей «тридцатьчетверке» снарядом разорвало гусеницу, — пожаловался Иван Лукич. — Пришлось пересесть в другой танк и продолжать бой. Ну а как ведут себя немцы? — Он снова усмехнулся. — Бегут, если по ним хорошо ударить, не то что наш брат — бьется до последнего. Беда на всех одна — у врага много танков, а у нас впятеро меньше, проще сказать — единицы. Такая же ситуация и с самолетами. Но, товарищи, успех у фашистов временный, и смею заверить вас, что скоро наша промышленность даст Красной армии много танков и самолетов. А пока надо сдержать натиск врага, не отдать ему Сталинград, и мы на фронте будем стоять насмерть!..