Кэтлин Кент - Жена изменника

Паренек с благодарностью улыбнулся, и Энн отослала его домой, пообещав встретить завтра перед рассветом у таверны с лошадиной головой в тележке.

Энн принесла еду и рейнвейн для Торнтона, не обратив внимания на его неодобрительный взгляд, брошенный на бутылку, наполненную лишь наполовину, да еще с осадком. Усевшись на пятое, незанятое место, она повернулась к Брадлоу, который тихим голосом рассказывал про нанятый для их перевозки корабль.

— Капитана зовут Кугин, — говорил он, протыкая колбасу ножом. — По рождению он голландец, но только в том смысле, что его мать обрюхатил какой-то йомен из тех мест. Теперь у него нет родины. Трудится на пользу своих карманов и верен только им. Человек проверенный. Он возит в колонии порох и кремень уже лет десять или даже более и никогда не задает лишних вопросов. У него трехмачтовое судно, а экипаж всего человек десять.

Тут Бейкер поднялся со словами:

— Блад заплатил за пятерых, и он узнает, если на борт взойдут только четверо. Пятого-то теперь где взять?

Бейкер заговорил впервые, и Энн поразил его нежный голос. Она представила себе, сколько раз ему приходилось так мягко и рассудительно задавать вопросы несчастному, который под пытками орал ему прямо в лицо в предсмертной агонии.

— В живых осталось не так много, — сказал Брадлоу, — если брать тех, кто не сидит в тюрьме и сгодится для нашего предприятия. Есть, к примеру, Пиллатер. — Он оглядел присутствующих, но, не заметив ни одобрения, ни возражения, продолжил: — Или Нокс? — Брадлоу посмотрел на Хэммета, который пожал плечами и покачал головой. — Бог ты мой! Ну тогда Маркем.

— А-а-а... — задумчиво протянул Бейкер и тряхнул головой.

— Ну и черт с вами совсем, — пробормотал Брадлоу. — Будем действовать вчетвером, а Бладу вернем лишнюю долю.

— Нас четверо, а там всего-то один паршивый колониальный фермер... — фыркнул Торнтон.

Огромная ручища с ножом потянулась к тарелке Торнтона, и остатки колбасы перекочевали на острие ножа, с которого закапали жирные капли прямо на бархатные панталоны молодого человека. Пораженный Торнтон с возмущением уставился на Хэммета, а тот отправил кусок колбасы себе в рот. Некоторое время он задумчиво жевал, а потом проурчал громовым голосом:

— Он большой человек. Большой, очень большой. — Затем острием ножа указал на Торнтона и со всей серьезностью добавил: — А ты маленький.

Брадлоу хохотнул, похлопав Хэммета по спине, и быстро обратился к Торнтону, схватившемуся было за эфес шпаги:

— Уймись, Эдвард. Знаешь, что значит три монашки и конь? Это значит, что коню предстоят тяжелые скачки. — Улыбка сошла с лица Брадлоу, и он с серьезным видом посмотрел на молодого человека. — Ты здесь, парень, новичок. Сиди тихо, слушай внимательно — и получишь свои денежки живой и здоровенький.

— По-моему, путешествие через океан будет опасное, — вдруг вмешалась Энн, как будто размышляя вслух. Ее голос словно прорезал туман зависшего над столом напряжения, и она пристально оглядела залу: в ней остался лишь один человек, тот, что спал у огня. Энн понизила голос до натужного шепота: — Кто знает, что случится на волнах, когда корабль бьет и качает. Можно ведь и за борт свалиться.

Брадлоу с улыбкой взял ее за руку:

— Что ты такое говоришь, Энни, душа моя?

— Я говорю, что пятеро сядут на корабль, а четверо сойдут на берег.

Она оглядела сидевших за столом, но, когда ее взгляд упал на Торнтона, тот произнес, усмехнувшись:

— Будьте с ней осторожнее, ребята, эта баба вам кое-что оттяпает своим передком.

— Они-то, по крайности, сумеют воткнуть что надо и куда надо, — огрызнулась Энн.

Торнтон нахмурился, глядя в кружку, а Брадлоу похлопал Энн по руке.

— Продолжай, — сказал он.

— Что, если я найду человека на место пятого? Ему и платить не придется, Я даю вам пятого, и мы делим на всех его долю. — Энн повернулась к Торнтону и многозначительно произнесла: — Причем поровну.

— Бладу это не понравится, — сказал Брадлоу.

— Блад ничего не узнает, — ответила Энн, оглядев стол.

Каждый из собравшихся согласно кивнул.

— Он всегда все знает, — скорбно пробормотал Хэммет, подбирая крошки со стола и облизывая пальцы.

Когда Брадлоу дал всей компании сигнал уходить, хозяйка заметила, что у огня больше никого нет, а за тем, кто спал, как раз закрывается дверь. Поднимаясь с табурета, Бейкер ткнул пальцем в кролика и вежливо спросил:

— Можно, я возьму кролика для жены?

Энн кивнула. Он помахал ей, прощаясь, и своими изящными руками аккуратно упрятал тушку в складки плаща.

Закрыв за ними дверь, Энн улыбнулась, довольная своей сообразительностью. Если она обеспечивала делу должный присмотр, Блад никогда не ворчал по поводу ее инициативы. Она умела его распалить, и, хотя он мог выбирать из многих женщин, именно ей он уделял особое внимание. Не то чтобы ей очень нравилось кувыркаться с ним, потным, в постели. Тут он действовал как любой другой мужчина. Но то, что он при этом говорил, пленяло ее более всего. Он часто нашептывал ей в ухо мокрыми губами: «Ты моя устрица, моя солененькая, влажная устрица... моя легкомысленная жемчужина... моя темная, как вино, пропасть...» и прочие глупости. Слова эти переходили в долгий стон обладания. Произнесенные в любое другое время, они вызвали бы у нее лишь смех, но в момент исступленного оргазма они рождали жуткое ощущение падения с громадной высоты, когда ты летишь, а внизу нет ничего, кроме камней.

В какой-то момент она ненадолго засомневалась: вдруг он отомстит ей за обман, но это продолжалось лишь несколько мгновений, и вскоре все сомнения улетучились вместе с ее частым дыханием. Блад уже, наверное, ждет ее в комнате, весь теплый от долгого сидения у огня и, наверное, в прекрасном настроении оттого, что нанятые им убийцы были совсем рядом, но даже не подозревали, что он тоже тут, в таверне. Энн была уверена, что, из жадности пополам со страхом, никто из шайки не выдаст ему их маленькую хитрость с пятым участником, и, хотя ей полюбился Джорджи, заменить одного продавца угрей другим — дело нехитрое.

Набирающее силы солнце миновало зенит, и Марта уже успела развесить на низком кустарнике выстиранные рубашки и короткие штаны и теперь следила за уровнем кипящей воды в большом чугунном котле для стирки, одновременно приглядывая за Уиллом, маршировавшим по двору взад-вперед с палкой на плече. Мальчик явно подражал Томасу, который именно так обычно держал длинный ствол своего кремневого ружья.

Спокойная, уединенная подготовка к стирке умиротворяла своей обыденностью после сумасшедшего утра, когда пришлось организовывать защиту дома от чумы. О вспышке заразы Тейлоры узнали от своего ближайшего соседа, прокричавшего им эту новость с дороги, — во избежание контакта он даже побоялся зайти во двор. Все притолоки Марта смазала уксусом, обкурила комнаты шалфеем и, несмотря на теплый ветерок, несущий в дом запах только что распустившихся ирисов, плотно закрыла все окна, чтобы дурной ветер не занес к ним страшную болезнь.