Жозеф Кессель - Всадники

– Настоящий мужчина здесь – это твой сын, – заявил вдруг Уроз.

И Мезрор ответил:

– Придет день, когда он с гордостью скажет, что ухаживал за самим Урозом, сто раз выходившим победителем.

Уроз лишился дара речи, а потом прошептал:

– Так ты узнал меня?

– С первого же взгляда, – отвечал Мезрор. – Но не беспокойся. Остальные пастухи не узнали, они слишком молоды. Только я прожил довольно, чтобы видеть тебя на скачках, не раз видеть твои победы. А ты знаешь поговорку: старый глаз помнит лучше во сто раз.

Тут в юрту вбежал весь раскрасневшийся от холода Кадыр с одеялами.

В ту ночь Уроз спал мало. Боль не давала уснуть. Причем сильнее всего болела не новая рана, а то место, где раньше был перелом и где теперь ничего не было, внутри того обрубка, который уже стал добычей воронья. Эта странная боль была так сильна, так похожа на боль, не перестававшую мучить Уроза на протяжении многих дней, что он не раз проводил рукой ниже культи, чтобы нащупать место перелома, где болит, и с удивлением находил там пустоту. При слабом свете фонаря, стоявшего за его седлом, он видел Кадыра, прикорнувшего в его изголовье, и на маленьком личике его, казавшемся еще меньше из-за усталости, выражение беспокойства и готовности помочь. И Уроз делал вид, что спит, чтобы не мешать мальчику уснуть. И лишь на рассвете оба заснули по-настоящему.

Лай собак, крики пастухов и блеянье овец разбудили одновременно и Уроза, и Кадыра.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил мальчик.

– Хочу есть, – ответил Уроз.

И с удивлением для самого себя повторил:

– Очень хочу есть.

В жаровне оставалось мало углей.

– Я сейчас принесу углей, чтобы разогреть плов, – крикнул Кадыр.

– Нет, – сказал Уроз. – Пусть будет холодный, но сейчас.

Он еще не кончил облизывать пальцы над пустым блюдом, когда в юрту вошел Мезрор, в сапогах и с плеткой за поясом.

– Ну вот ты и получил лучшее из лекарств, – сказал старейшина пастухов. – Так что я могу спокойно уезжать на работу.

– Никто в лагере не должен знать, – показал Уроз взглядом на ногу.

– И даже твой саис? – спросил Мезрор.

– Никто, – повторил Уроз.

– Тогда я возьму его с собой на пастбище. Лишних рук у нас не бывает, – предложил Мезрор.

Подобно медленному потоку воды, уходящей в пески пустыни, шум стада постепенно стих. Кадыр прислушивался к этому удалявшемуся рокоту до самого конца. В своем воображении он следил за стадами овец, то разбредающимися по степи, то выстраивающимися в определенном порядке, то просто идущими в зависимости от пожеланий его отца. Наконец он пояснил:

– Они пасутся у подножия высоких гор… Там трава сохраняется дольше, чем в степи. Из-за родников и ручьев. Один родник дает и нам воду, здесь, в нашем полевом стане.

Сказал и вспомнил о своем долге.

– Я пойду принесу самовар пастухов, – крикнул он. – Так у тебя весь день будет горячий чай.

Не успел он выйти, как голова его в тюбетейке, шитой золотыми нитками, опять появилась в проеме.

– Тут поблизости бродит твоя служанка, – сообщил Кадыр.

Уроз инстинктивно взбил одеяло, скрывающее обрубок ноги, и медленно сказал:

– Пусть войдет… но если заговорит с тобой обо мне, скажи…

Круглая мальчишеская головка сначала решительно завертелась слева направо и справа налево, потом сказала:

– Мне нечего с ней разговаривать. Она всего лишь жалкая кочевница, а я сын главного пастуха.

– Ты рассуждаешь как мужчина… Ступай…

Едва голова Кадыра исчезла, как Уроз резко изменил позу. Он распластал свое тело на земле, сделал потолще слой одеяла в том месте, где должна была бы быть его больная нога, сунул поглубже подбородок в воротник чапана, спрятал щеки под свободные концы чалмы. Когда Зирех вошла, на лице Уроза видны были только глаза, глубоко запавшие в орбиты, да нос, торчавший как у покойника. Он не дал времени женщине что-либо сказать, поприветствовать его.

– Хочу умереть спокойно, – сообщил он. – И если ты еще хоть раз появишься возле этой юрты, Мезрор спустит с тебя шкуру хлыстами.

Голос Уроза, хотя и очень слабый, был неумолим. Зирех невольно поежилась, буквально кожей восприняв его слова, свежей кожей в тех местах, где остались следы плетки Хайдала. Она пятясь вышла из юрты.

Скоро Кадыр притащил огромный самовар из красной меди. Уроз выпил одну за другой несколько чашек горячего чая. И попросил поесть. И опять пил чай. И опять ел. И так весь день. Кадыр восхищался таким ненасытным аппетитом. Рис, лепешки, брынза – все съедал Уроз до последней крошки, все, что приносил ему мальчик. Впервые после своего падения он ощущал вкус, благость и пользу пищи.

Настал вечер. Вернулись стада. Мезрор сделал Урозу перевязку. На ляжке уже не было пятен, спала и вспухлость на колене. Жар тоже уже не беспокоил его.

Мужчины обменялись всего лишь несколькими словами. Им не о чем было говорить: все шло хорошо.

Всю следующую ночь и все утро Уроз спал, не просыпаясь. Когда же проснулся, воздух был уже теплым. Он узнал полуденную степную жару. И у него было отдохнувшее тело, свежий ум. Кадыр был снаружи… У колодца… или в загоне, а может, у очага на открытом воздухе, который служил кухней… Уроз отбросил одеяло, крепко протер просаленную повязку на ноге. Появилась острая боль, резкая, откровенная, здоровая и потому приятная. Уроз согнул колено. Сустав над культей слушался плохо. Он повторял движение до тех пор, пока колено не стало послушным и гибким. Тогда, упершись двумя ладонями в землю, он напряг мышцы рук, приподнял тело, а ноги вытянул вперед под прямым углом. Посмотрел на ампутированную голень, которая стала в два раза короче другой, и, сильным толчком торса перенеся тело вперед, ловко приземлился. Затем вновь поднялся и повторил. Так он проделал круг по всей юрте, набирая скорость. Движения становились более ловкими и точными. Им двигало ощущение независимости и силы, небывалое ощущение. Теперь он мог снова сам распоряжаться своим телом.

Послышалось монотонное пение Кадыра, остановившее упражнения Уроза. Он побоялся выглядеть смешным и вернулся к своему седлу. Там он уселся по-турецки, спрятав культю под здоровой ногой.

Восхищение, с которым Кадыр, войдя, уставился на него, доставило Урозу удовольствие.

– Клянусь, никому бы и в голову не пришло, что у тебя что-то с ногой, – воскликнул мальчишка. – Ты стал совсем другим человеком.

– Да услышит тебя Аллах! – поблагодарил его ласково Уроз.

Кадыр положил на жаровню принесенные шампуры с шашлыком и продолжил:

– Ты, наверное, очень рад. Так ты сможешь спокойно продолжать свой путь.

– Аллах…

Уроз не смог закончить фразу. В горле и во рту у него вдруг пересохло. Это было верно сказано. Он мог, он должен был продолжать путь по дружественной ему степи. Она так хорошо его встретила и так же проводит до конца, без помех, без препятствий, обеспечивая ему полную безопасность. Это будет делом нескольких часов. Он увидит там чопендозов. И Турсуна. Проделав огромный, идиотский крюк, он наконец вернется, благодаря помощи саиса, побежденный и искалеченный.