Рафаэль Сабатини - Фаворит короля

— Да ради Бога, — с пылом воскликнул его светлость.

— Сегодня же и сделаю. Но все же тебе стоит уступить просьбам короля и отправиться в Ройстон.

— В Ройстон? — Всем своим видом его светлость продемонстрировал, как противно ему такое предложение.

— Ради Бога, ну почему ты здесь застрял? Что тебя может удерживать?

— Ох, — только и выдохнул его светлость, так что вопрос Овербери снова не попал в цель.

Через некоторое время сэр Томас возобновил атаку:

— Ты явно пренебрегаешь и своими интересами, и своим здоровьем. Конечно, это иногда правильно — заставлять себя ждать. Но всему есть пределы. Нельзя ждать до бесконечности: в конце концов, тот, кто ждет, может и устать. К тому же в прохладе Ройстона лучше, чем в духоте Уайтхолла.

— Я вполне здоров.

Сэр Томас внимательно разглядывал его лицо:

— По-моему, ты, как Гамлет, «бледен от мыслей». Ты выглядишь ужасно по сравнению со своим нарядом. Кстати, старина, ради чего ты так вырядился? Костюм у тебя такой дорогой, что на эти деньги какой-нибудь епископ мог бы год прожить…

— Успокойся! — раздраженно ответил его светлость. — Я сегодня обедаю с лордом-хранителем печати!

— И только-то? Судя по тому, с каким искусством украсил тебя твой портной, я уж было решил, что тебя пригласил сам папа римский! — И уже другим тоном добавил: — Твоя дружба с лордом Нортгемптоном становится чересчур крепкой. Нет, погоди, Робин! Я говорю это только потому, что я — твой ментор. Меня это беспокоит. Идея брака принца Уэльского с испанской принцессой уже породила проблемы — раньше в государстве было три партии, теперь их стало две. Королева, Пемброк и сам принц — против, а Говарды, католики и те, тому платят испанцы, — за. Король взял на себя роль царя Соломона, и еще неизвестно, какая из партий перетянет чашу его весов. Но каждая из партий знает, что ей выгодно перетянуть на свою сторону тебя. Пока они ведут себя благопристойно. Вот и ты веди себя разумно: не принимай ничьей стороны, пока не убедишься, к кому ближе твои собственные интересы. Не думаю, что выиграет испанская партия, поэтому советую тебе не слишком сближаться с этим старым лисом Нортгемптоном.

Лорд Рочестер задумчиво теребил бородку.

— Но он очень гостеприимный и приятный человек, — медленно произнес он.

— Да, пока прячет клыки. Генри Говард таков — будет льстить, ублажать, но никто не знает, что он на самом деле задумал. Он насквозь фальшив.

Его светлость кивнул:

— Не беспокойся. Я тоже умею лавировать. — Он положил перед сэром Томасом два листа бумаги, которые перед тем вертел в руках. — Ты можешь решить эту загадку, Том?

Овербери сразу же обратил внимание, что письма были написаны очень интересным почерком — элегантное готическое начертание букв говорило о таланте и опыте того, кто писал. Но куда интереснее было то, о чем поведали готические буквы:

«Случай раскрыл мне тайну сердца некоей дамы, и моя любовь и уважение к вашей светлости побуждают меня донести эту тайну до вас. О даме я не смею сказать большего, чем следующее: вы уже хорошо с ней знакомы, и она принадлежит к одному из самых знатных родов королевства, за ней ухаживает некий принц, но она остается нечувствительной к его ухаживаниям, ибо уже отдала свое невинное сердечко вашей светлости, о чем ваша светлость пока не подозревает».

Вместо подписи стояло: «Тот, кто желает вашей светлости много добра». Сэр Томас взглянул на великолепно разукрашенную фигуру его светлости. Лицо сэра Томаса было бледно и серьезно, однако в глазах сверкало веселье.

— Что ж, это письмо грамотно и элегантно составлено, а написано явно человеком ученым. Больше мне сказать нечего. Что же касается содержания, то ты наверняка понимаешь его лучше меня. Интересно, кому это понадобилось известить тебя о том, что по тебе вздыхает леди Эссекс?

— Ах, так ты тоже предполагаешь, что здесь говорится о леди Эссекс?

— Предполагаю? Да это же ясно, как Божий день. Что действительно неясно — почему кому-то понадобилось анонимно известить тебя? А вдруг это ловушка?

— Ловушка? — Его светлость был поражен. Затем отмахнулся: — Чепуха!

— А я всегда с подозрением отношусь к тому, чему не могу дать логического объяснения. Побаиваюсь непонятного — это чисто животный инстинкт, а люди — те же животные.

— Но зачем устраивать мне ловушку?

— Ну, все возможно. Может быть, кто-то хочет усилить вражду, которую вы с принцем и так питаете друг к другу; а может, кто-то хочет, чтобы твоим врагом стал ее муж.

— Да он и не муж ей вовсе! — с неожиданной горячностью воскликнул его светлость. — К тому же он за границей.

— Однако он вернется, и, может быть, скоро.

— Ну и что тогда? — В голосе лорда Рочестера прозвучала уверенность, которую ему давало его положение при дворе. — Он не может мне противостоять.

Сэр Томас в удивлении поднял брови:

— Значит, ты о ней подумываешь? Заглотил наживку?

Его светлость молча отвернулся и отошел к окну. И так, стоя спиной к сэру Томасу и глядя в садик за окном, он признался:

— Чтобы начать о ней думать, мне и не нужно было письма.

Сэр Томас нахмурился и посерьезнел.

— Ты хочешь сказать, что то, о чем говорится в письме, пришлось тебе по сердцу?

— Да, и если это западня, я и сам бы влез в нее. Без всякого приглашения.

— Но приглашение все же последовало. А ты, сломя голову, ринулся в капкан.

— Да. И теперь ты знаешь, почему мне так нравятся ужины в доме Нортгемптона. К политике это не имеет никакого отношения. Меня манит туда вовсе не лорд-хранитель печати, поэтому в разговорах с ним я головы не потеряю.

— Зато ты потерял ее из-за его племянницы. А одно влечет за собой другое.

Лорд Рочестер вдруг спросил:

— А ты не думаешь, что это письмо мог написать сам Нортгемптон?

Сэр Томас расхохотался:

— Если б я такое предположил хоть на миг, я был бы полным идиотом. Впрочем, я действительно сначала это предположил. Но, поразмыслив, понял, что это действительно глупо. Говарды слишком ценят союз с Эссексами, и они ни за что не рискнут нарушить его, отдав женщину из своего рода тебе в любовницы. К тому же они гордятся своей родовитостью. Нет, нет, это не Говарды заложили приманку. — Он вздохнул и нахмурился. — Если я попрошу тебя не лезть в капкан, ты меня, конечно, не послушаешь. Единственное, о чем я прошу: двигайся осторожно. Тебе есть что терять, Робин.

— Я не из тех, кто поспешает.

— Да, ты не из торопливых. Но в любви теряют разум даже самые осторожные. Что ж, надеюсь, тебя ждет славный ужин. Аппетита ты еще не потерял.

Его светлость спустился по личной лестнице к собственной лодке и прибыл в Нортгемптон-хауз в таком возбуждении, источником которого лорд-хранитель печати явно быть не мог. Письмо, как он честно признался, попало на благодатную почву — с тех пор, как он в последний раз гулял в этом саду с ее светлостью, лорд Рочестер пребывал в очень взволнованном состоянии духа.