Рафаэль Сабатини - Фаворит короля

— Помню, только не «кто-нибудь», а именно принц Уэльский.

— Принц не принц, какая разница? — Его светлость весь горел нетерпением. — У тебя есть талант. Я хочу, чтобы ты упражнял его ради меня. И поскорее! Потому что завтра я последую твоему совету и отправлюсь в Ройстон.

— И верно, что тебе здесь делать? Я слышал, супруга лорда-камергера направляется в ту же сторону, и, несомненно, дочь будет ее сопровождать. Впрочем, не в том дело. Ты получишь свой сонет, только скажи, в какой сейчас стадии ваши отношения?

Милорд рассказал все. Сэр Томас с облегчением узнал, что полученное накануне письмо, хотя и не утратило своей таинственности, не было обыкновенной приманкой.

Сонет был уже написан, и он добавлял к нему последние штрихи, любовно шлифовал, словно ювелир — драгоценный камень. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался лорд Рочестер — снова энергичный лорд Рочестер, совсем непохожий на того, кто еще вчера сидел у окна и смотрел в пустоту. Вчерашний угрюмец превратился в сияющего радостью молодого человека. Он обнял своего ментора и секретаря, своего поводыря, философа и друга.

— Ну, Том, ну как дела? Готово?

— Готово, — ответил Овербери, тоже зараженный этой энергией и радостью. — Читай и наслаждайся. Я трудился четыре с лишним часа — итальянская манера очень сложна. Но и сам Бен Джонсон не мог бы послужить тебе лучше.

Милорд взял протянутый ему листок и громко прочел первую строчку:

— О леди, вся — огонь и снег…

И тут же с энтузиазмом принялся хвалить сэра Томаса:

— Боже! Потрясающее сравнение! «О леди, вся — огонь и снег…» Это так похоже на нее, Том! Душа, полная огня, а внешне — само спокойствие, холодность и безупречная чистота, свежевыпавший снег!

Сэр Томас откашлялся:

— Я-то предполагал, что этот образ даст представление о ее внешности — огонь волос, блестящих глаз и алых губ, которые, несомненно, могут быть очень горячи. И снежная белизна груди и всего остального, я предполагаю, что она вся бела.

— Понимаю. Но почему же это не описание ее духовного облика?

— Потому что я не хочу, чтобы она подумала, будто ты — дурак или насмехаешься. Женщины этого не любят.

— Дурак, или насмехаюсь? — Милорд нахмурился и горделиво выпрямился. — Отчего так?

— При дворе поговаривают, что его высочество уже опалил себе крылышки у этого костра. Теперь и ты решил предать себя самосожжению.

— Дворцовые сплетни… Фи! Тля всегда нападает на самый чистый и красивый цветок.

— Прекрасное поэтическое сравнение! — одобрил сэр Томас. Милорд раздраженно пожал плечами и продолжил чтение сонета. Когда он дочитал, раздражение исчезло, а лицо засияло от удовольствия.

— Да, дружище, у тебя настоящий дар! — вскричал он.

— Я обладаю многими талантами, и, как тебе, Робин, должно быть известно — впрочем, это знают все, — я сам по себе бесценный дар. Ну как стихи, подойдут?

— Что значит — подойдут?! Да это ключ от райских врат. Это просто волшебство.

— Волшебный ключ! Ну-ну, пусть он откроет для тебя калитку в сад наслаждений.

— Я сейчас же перепишу. Где перо?

— Вот то самое перо, которым стихи были написаны, впрочем, оно не из крыл Пегаса и не из оперения горлицы — его выдернули из обыкновенного гуся. Со временем и ты поймешь, что такие перья служат лучше всех. Хотя не все это понимают.

Но его светлость не слушал — он уже старательно переписывал стихи лучшим из своих почерков, затем сложил лист, запечатал, надписал послание и удалился. Он направлялся в Ройстон, куда и следовало впредь пересылать всю государственную корреспонденцию. Экипаж и сопровождение уже ждали его — теперь он путешествовал именно таким образом; с большей пышностью передвигался только сам король.

Но в самый последний момент он вспомнил о бумаге, которую накануне засунул в нагрудный карман камзола, и выложил ее на стол.

— Кстати, вот петиция, которую следует удовлетворить. Лорд-камергер подпишет и поставит печать.

И торопливо удалился. Сэр Томас лениво развернул документ и нахмурился — он почти ничего не знал о сэре Дэвиде Вуде, но то немногое, что было ему известно, никоим образом не объясняло, почему это вдруг сэру Дэвиду Вуду следовало выплачивать две тысячи фунтов из королевской казны. А поскольку сэр Дэвид Вуд был человеком Нортгемптона, то это служило достаточным основанием для сокращения суммы.

Так что под свою собственную ответственность сэр Томас Овербери сократил требуемую сумму вполовину и предоставил сэру Дэвиду Вуду право в случае неудовольствия подать прошение по обычным каналам.

В последующие две недели сэру Томасу пришлось быть единоличным арбитром всех государственных дел, и он трудился на износ, вдобавок ему приходилось высылать копии, выписки и отчеты Рочестеру.

А король оказал Рочестеру довольно прохладный прием — он упрекал его в небрежении и изводил бесчисленными придирками, позволив себе продемонстрировать бессмысленную и прямо-таки женскую ревность к Овербери. Его величество высказал предположение, что Робин лишь отговаривался занятостью — он-де торчал в Уайтхолле только потому, что нашел там друга и общество более ценное, чем здесь, в Ройстоне. Отчитывая Робина за равнодушие, его величество чуть ли не плакал и упрямо отказывался выслушать объяснения. Но через пару дней, когда милорд под предлогом государственных забот отказался участвовать в соколиной охоте, король, выругавшись, как конюх, слез с седла и отправился к Робину выяснять отношения.

Он в ярости ворвался в комнату фаворита и остолбенел.

У заваленного бумагами стола сидели два секретаря, а лорд Рочестер, в халате и ночных туфлях, расхаживал взад-вперед и что-то диктовал. Увидев короля, он умолк. Король был по-охотничьи одет во все зеленое, в остроконечной шляпе с пером и с тяжелой соколиной перчаткой на правой руке.

Они уставились друг на друга, затем Рочестер поклонился. Он был явно растерян.

Король, который явился затеять скандал, лишь пробурчал:

— Ты что, не можешь отложить дела на потом? Утро такое чудесное, Робин, делами займешься после обеда.

— Если вы мне приказываете, ваше величество… Однако я намеревался после обеда обсудить с вами некоторые очень важные вопросы — вчера вечером курьер из Уайтхолла доставил мне эти документы, — и он указал на заваленный бумагами стол. — Сюда высылают только неотложные дела, и они требуют самого скорого рассмотрения.

— Да черт с ними! Пусть подождут! — безапелляционно объявил король. — Ты такой бледный! Свежий воздух и быстрая скачка вернут твоим щечкам румянец. — И король проковылял к лорду Рочестеру и привычно ущипнул его за то место, куда следовало вернуть румянец. — Одевайся. Я подожду.