Борис Тумасов - Кровью омытые. Борис и Глеб

Время к обеду, и ладейщики разожгли очаг. В котле сварили мясо, выложили его на кожу и, порезав на куски, принялись за еду. Запивали мясо отваром.

Ели жадно и быстро, а насытившись, снова сели на весла.

Одна за другой плыли ладьи под разноцветными парусами. Вот уже в стороне остался Переяславль, а до него водой верст сто двадцать, миновали Каневское поселение, впереди пороги. Их несколько: Ессупи и Неясыть, Напрези и Шумный, Крарийская переправа, где печенеги убили его деда, храброго князя Святополка.

За много верст послышался неистовый гул порогов. Суров и безжалостен Днепр на порогах. Гул нарастал, бушевал и наконец взревел.

А накануне Иван Любечанин велел ладьям пристать к берегу, спустили паруса, подошли на веслах.

— Ну, други, когда понесет, поспешайте в подмогу, вертеть почнет, в воду и шестами держите, по течению направляйте, да остерегайтесь днища, ино в лепешку сотрет… Животы едой не набивайте, легче работаться будет. И еще, товары на берег снимите.

И вот уже понесло, закружило княжескую ладью. Посыпались мореходы за борт, упёрлись шестами, сдержали. Борис со всеми, не дают течению протащить ладью по гальке, ударить о камни и валуны. Вода кипела, бурлила, и казалось, нет с ней сладу. Однако первый порог позади, а впереди еще и не один.

Когда полуголые ладейщики, перегружая товары, где перетягивали ладьи, где переносили берегом, миновали пороги и бросили якоря на середине реки, Борис почувствовал усталость. Тело в ссадинах и кровоподтеках, сапоги развалились, а одежда изорвалась в клочья.

— С крещением, князь, — усмехнулся Иван Любечанин, — теперь до самого моря Днепр тихий и покорный.

Широко и вольно течет Днепр, а в низовье по ту и другую сторону лиманы. Поросли они камышами и кугой, будто лесом-подростком, а в них тропы, у всякого зверя свои, свои лежбища, засады.

Иногда камыши расступались, открывались блюдца, берега в редком кустарнике, ивы, склонившие ветки до самой воды, одиночные деревья.

День, два скользят ладьи, а лиманам и конца нет. Ветер упал, и ладьи пошли на веслах. В первые дни Борис ладони в кровь растер. Любечанин заметил:

— С непривычки.

Миновали устье Буга, Днестра, разлив Дуная. Наконец ладьи вырвались на простор и открылась синь моря.

— Вот оно, море Русское! — уважительно проговорил кормчий..

Задул сиверко, и мореходы поставили широкие паруса. Попутный ветер погнал суда на юг. Рулевые направляли ладьи вразрез волне. Иван Любечанин велел ладейщикам не терять друг друга из видимости, чтобы не потеряться в огромном водном просторе.

Потянулся болгарский берег, то песчаный, то вдруг обрывистый, поросший лесом, кустами и травами, сменившимися скалами с чахлыми деревьями, горами в лесах. Узкая полоса отделяла море от гор. Любечанин заговорил:

— Отец мой сказывал, а он о том от своего отца слыхивал, будто этой дорогой вел свои дружины князь Олег.

— Князь Олег плыл морем, а берегом вели полки его воеводы, — заметил Борис.

— Истинно так, — поддержал князя иерей. — Видать, ты не все запомнил, рулевой, давно слыхивал.

— Может, и так, — согласился кормчий, — только ладей у князя Олега было столько, что они все море покрыли и не могли корабли императора византийского из бухты выбраться, а те дромоны и хеландии, какие вышли, едва успели назад вскочить и цепями Золотой Рог перемкнуть.

Пригревало солнце, но свежий ветерок сдерживал жару. Ладейщики давно стянули холщовые рубахи, подставив солнцу загорелые спины. Без рубахи, босой, Борис ничем не отличался от товарищей. Анастас Корсунский сказал:

— Тебя, княже, отец родной не признает.

— А ты, иерей, рясу скинь, тя брызгами солеными обдаст, благостно.

Как-то еще засветло пристали они к берегу, и несколько человек тотчас вызвались отправиться на охоту. Не прошло и часа, как охотники вернулись с убитым вепрем.

— В горах их столько, что они гуляют целыми семействами, — говорили охотники.

Разожгли костер, варили мясо и подсчитывали, сколько еще дней займет дорога. И ко всему выходило, коли ничего не помешает, в неделю уложатся…

О приближении к Константинополю говорила и появившаяся на горизонте хеландия, корабль военного флота Византийской империи. Он сторожил воды моря Эгейского, которое русичи называли Русским.

Из-за горбов Угорских наползала на Русь туча. Она клубилась, закрыла небо. Дождь пролил сначала в земле полян, в Киеве потянуло сыростью. Будоражило Днепр, в пристани раскачивало ладьи. Дворский, боярин Авдей, приказал закрыть оконца.

— Как бы горницы не залило, накручивает.

Ослепительно расколола небо ветвистая молния, и резко загрохотал гром, раскатился по земле. Хлынул ливень. Порывистый ветер гнул деревья, пригоршнями сыпал в италийские стекольца княжеских хором.

— Сколь урона принесет, — ворчал Авдей, — не одну крышу разворотит, не одну копенку опрокинет.

Появившийся в горнице Глеб спросил:

— Надолго ли зарядил?

— Нет, вишь, прояснивается. А дождь в дорогу, княже, доброе предзнаменование.

Дворский любил последышей великого князя, сердца у них хорошие, и искренне сожалел по поводу отъезда и Бориса и Глеба, совсем опустеют хоромы великого князя.

Вышел Глеб на крыльцо, туча уходила на восток. Мысленно попрощался князь с Киевом, вбежал в горницу, дворского обнял:

— Пора, боярин, воевода Илья с дружиной уже город покинул. А тебя я в Муроме каждодневно вспоминать буду.

Борису привиделся сон, что он не Борис, сын князя Владимира Святославовича, а князь Олег и ведет он на Царьград целую флотилию. Куда ни кинет взор, всюду ладьи. Ладьи по крыльям, ладьи позади. Покрыл море флот Киевской Руси.

Стоит Борис на корме и держит в руках огромное рулевое весло — правило. Уверенно ведет он судно. Странно, думает Борис, как мог Иван Любечанин доверить ему вести ладью?

Легко режет ладья волну. Смотрит Борис, вольно рассыпались ладьи. Но так должно быть до первой тревоги. И вот она не замедлила.

— Византийцев вижу! — вскричал впередсмотрящий.

И тотчас ладьи перестроились в боевой порядок.

Даже спящим Борис понимает, это сон, но видит он его как наяву.

А впереди появились тяжелые дромоны, степенные триремы, юркие хеландии и памфилы. Борис отдает команду, и ладьи развернулись веером. Теперь флот русичей охватит корабли византийцев подковой и навяжет ближний морской бой.

Неожиданно Борис услышал, как его воины закричали:

— С нами Ярило! С нами Дажбог!

Но почему они взывают к богам язычников? Ведь отец, Владимир Святославович, крестил Русь.

Князь вспоминает, он не Борис, он Олег, и как поведет морской бой? А могущественный флот империи совсем рядом, вот он. Но великий князь Владимир Святославович утверждал, русичи непобедимы! Ведь князь Олег бил византийцев…