Ефим Курганов - Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта

Иными словами, может быть и так: Мицкевич все, что знал, рассказал Каролине, и более был уже не нужен ей. И был тут же брошен.

Произошло это именно во время крымского путешествия, и скорее всего в Козлове (нынешней Евпатории).

Так что об обладании Собаньской нельзя уже было и мечтать. Мицкевич ужасно обиделся, и тут же проклял Каролину в своих гениальных крымских сонетах, но этим он ведь только прославил имя её навеки, хоть и укрыл Собаньскую под инициалами Д. Д. – сонеты «Прощание к Д.Д.» и «Данаиды» и другие крымские шедевры, отмеченные печатью особого опьяняющего вдохновения.

Чрезвычайно интересно при этом, что, блистательно отпуская свои поэтические проклятия, Мицкевич вместе с тем отказывается (и это не импульсивный шаг, что легче было бы объяснить, а позиция) до конца порывать со своей коварной возлюбленной, хоть и делится туманно, что знает уже о ней нечто очень уж тёмное.

Иначе говоря, он уже вполне трезво и совсем не романтически понимает её, не доверяет более, совсем не обольщается теперь на её счёт, но так до конца и не уходит из-под её власти, и даже не хочет уходить:

Интересно, что Мицкевич, как видно, не понимал, почему всё же Каролина его оставила. Разлюбила, но ведь она и так не любила его раньше? Почему же оставила именно теперь? Что именно произошло? Что же всё-таки подвигнуло её вдруг на разрыв? Вот вопросы, которые задаёт поэт, но ответа на них, судя по всему, он не знает.

А произошло то, что Мицкевич, как можно предположить, поведал Каролине, что не будет содействовать сближению польских бунтовщиков с российскими, ибо не верит, что те, в случае успеха восстания, отпустят Польшу на свободу.

Российская империя, даже и в конституционном своём виде, останется враждебна полякам – полагал автор «Крымских сонетов». Он никак не ожидал помощи от России.

Русские люди вполне могут симпатизировать Польше, а вот российская империя и её официальные представители – нет: убеждён был поэт.

Впоследствии, между прочим, Мицкевич, который навсегда остался чистейшим, беспримесным романтиком, выдвинул целую теорию, что только союз поляков и евреев Польши приведёт к духовному и материальному возрождению польского народа. Поляков этот фантастический проект мог только ужаснуть.

В общем, как только Каролина поняла, что Мицкевич не опасен для российской короны, ибо не рассчитывает на союз с российскими повстанцами, он и перестал быть ей интересен. Вот ключ, оставшийся неведомым поэту, который так и не понял, почему вдруг был столь решительно отвергнут:

Но что Мицкевич, рано или поздно, но должен был узнать, так это то, что Собаньская была не только возлюбленной генерала Витта, но ещё и царским агентом, подневольной рабыней Витта, царского сатрапа.

И всё-таки поэт до конца так и не порвал с нею: посещал впоследствии её салон и в Петербурге, и в Париже, виделся с нею в Дрездене в польской подпольно-эмигрантской среде, но не выдал Каролину, хотя он всей душою был на стороне участников восстания.

Мне даже кажется, что Мицкевич «вычислил» Каролину уже летом 1825 года, во время двухмесячной морской прогулки по Крыму. Во всяком случае, он написал сонет, который был исключён им из состава сборника «Крымские сонеты», и в стихотворении этом, обращённом к Собаньской, есть следующие весьма примечательные строки:

Сети, которые Каролина виртуозно расставляла другим – это были, в первую очередь, любовные сети, но одновременно и шпионские, ведь она, скорее всего, расставляла их не по личному желанию, а по указанию генерала Витта. И Мицкевич, думаю, прямо на это как раз и указал в своём великолепном сонете, блистательном и прозорливом, настолько прозорливом, что его пришлось исключить из сборника «Крымские сонеты».

Однако несмотря на то, что правда, наконец, открылась поэту, он так и не захотел отказываться от своей Каролины, не захотел вычеркнуть её из своего мира.

Понял её вполне, проклял за вероломство, но остался, вернее, оставил при себе. Правда, перестал быть любовником (впрочем, это ведь было её решение, а уже потом его), перестал бешено ревновать, но зато неизменно, кажется, выполнял все просьбы Собаньской, уважал все её просьбы и был исключительно внимателен к ним.

Вот он – загадочный, неразрешимый парадокс.

Да, романтический гений узнал страшную истину, узнал всю цену грязного, бесстыдного, коварного кокетства, но отнюдь не отвернулся от своей безмерно переменчивой избранницы. Просто он стал отныне не любовником, а вечным другом Каролины Собаньской, презрев то, что блистательная польская аристократка пошла на службу в презренные царские агенты.

Или Каролина каким-то непостижимым образом смогла убедить Мицкевича, что она втайне – за польскую независимость, и с Виттом связалась лишь для того, чтобы помогать полякам? Неужели она всё же обманула поэта. хоть он и утверждал в «Крымских сонетах», что прозрел на её счёт?

Задавая все эти довольно неожиданные как будто вопросы, вот что я имею в виду.

В 1836-м году Мицкевич написал на французском драму «Les confédérés de Bar» («Барские конфедераты»). Сохранилось, увы, только два акта, но и они позволяют судить о достаточно многом, и, в частности, об истинном отношении поэта к Собаньской, уже через 11 лет после их разрыва и даже после разрыва её с Виттом.

Героиня драмы – графиня Каролина, являющаяся любовницей русского генерал-губернатора, врага поляков, уже успевшего разоблачить нескольких польских конфедератов.

Графиня презирает своего любовника, этого «подлого шпиона», и внутренне предана страждущей, насилуемой своей родине. Она использует своё исключительное положение при генерал-губернаторе, своё влияние на него, чтобы вызволять из тюрем польских повстанцев, однако общее мнение несправедливо считает её изменницей из-за открытой связи Каролины с генерал-губернатором.

Несомненно, общая канва драмы отражает отношения Каролины Собаньской и генерала Витта, назначенного после разгрома польского восстания варшавским военным генерал-губернатором, но только в интерпретации как бы самой Каролины, будучи сделанной её глазами. Сразу становится понятно, что Собаньская рассказывала поэту о себе, как мотивировала и объясняла свои собственные поступки, свою многолетнюю любовную связь с Виттом.