Сергей Мосияш - Святополк Окаянный

Достать ногой до стремени княжич еще не мог, Варяжко подставил ему руку. Он встал на ладонь и, подкинутый пестуном, взлетел в седло, поймал ногами стремена, подтянул поводья: готов, мол.

Выехали со двора кучно, хотя князь с княжичем ехали на корпус коня впереди всех. Никто не смел вперед князя высовываться.

— Что ж ты себе такого коня взял, сынок? — спросил Владимир.

— Мне он нравится. А чем он плох? Красивый.

— Красивый он для глаза. Для рати негоден.

— Почему?

— Очень уж заметен. Он тебя сразу выдаст ворогу: вот он где князь. И уж поверь, на тебя и стрелы и копья дождем посыпятся.

Святополк знал, что едут они в стан за обещанным «живым подарком», по последним словам великого князя он догадался: «Коня хочет мне подарить». Догадка эта несколько разочаровала его, наторенный на ловы сокол был ему предпочтительней.

Переправившись через заболоченную речку, выбрались на сухое к войсковому лагерю, шатры были поставлены на поляне и в березовых перелесках. Дымились костры, варилась каша.

Князь и сопровождавшие его гридни проехали через лагерь и не остановились даже у княжеского шатра, который отличался от других большими размерами и навершием из деревянного шара, окрашенного позолотой.

— Волчий Хвост, — позвал князь и, когда воевода, догнав его, поехал рядом, приказал ему: — Ступай в свой полк и готовься к выступлению. После завтрака снимаемся.

— Хорошо, — отвечал воевода и, повернув коня, поскакал в сторону.

Проехали, не останавливаясь, через весь лагерь, за ним показалась поляна, на которой шевелилась серая масса людей, сидевших на земле. По краям ходили вооруженные воины. Оттуда навстречу князю направился воин в куяке [52] Куяк — щитковые или наборные латы из пластинок по сукну. из блестящих блях, препоясанный мечом.

— Великий князь, — поклонился воин, — дозволь мне полонянку взять.

— На забаву?

— Нет. Что ты, Владимир Святославич, в жены, как ты велел. Забава на рати, а здесь как можно.

— Ну коли в жены, бери. Только по приезде в Киев чтоб обвенчался, как истинный христианин. Крещен?

— А как же, Владимир Святославич, с тобой вместе еще в Корсуне крестился. Вот и крест. — Воин полез за воротник.

— Ладно, ладно. Верю. Поедем, покажешь.

Владимир тронул коня, воин пошел у его стремени.

— Она-то хоть согласна? — покосился князь на воина.

— Еще как! Даже руки мне целовать хотела.

— Небось зацелуешь, — молвил князь, — когда из колодок вытащат.

Весь многотысячный полон был согнан на одну поляну; чтобы пленные не разбежались, они полусотнями были привязаны к одной волосяной веревке. Привязаны не просто за руки, а за деревянные колодки, охватывавшие у кого запястье, у кого ногу, а у некоторых колодки были на шее, как хомуты у лошадей. Полусотки умышленно составлялись из разных по возрасту и по силам людей, чтобы предупредить побеги. Разделяли только мужчин и женщин.

— Ну показывай свою суженую.

— Вот сюда, сюда, Владимир Святославич.

Увидев великого князя, навстречу ему подбежал старший охраны, доложил:

— Владимир Святославич, за ночь трое померло, один бежать наладился, пришлось убить.

— Бежать? Чем же он веревку перерезал?

— Зубами перегрыз, сучье вымя.

— А те, что померли. Отчего?

— От самой Вислы дохлые были, а тут на одних сухарях да воде, много ли нажируешь.

— Ну, царствие им небесное, — перекрестился Владимир. — Ежели так пойдет, ты мне до Киева полон ополовинишь, Фома.

— Так я-то при чем, Владимир Святославич, ежели таких мне дали, дохлых?

— Есть еще такие?

— Есть, князь, есть, — вздохнул Фома. — Пожалуй, с сотню наберется.

— Вот что. Ныне покорми сухарями и водой, а на следующем стане лоб разбей, но навари им мяса и каши. Слышишь?

— Слышу, великий князь. Но где ж я мяса возьму?

— Я скажу воеводе Блуду, чтоб завалил для полона пару туров или с пяток вепрей.

— Вот это будет ладно, Владимир Святославич, — обрадовался старшина.

— Учти, Фома, это они в пути пленные, а приведем в город — уже нашими станут. Слышишь? Нашими. Так что ты не очень над ними изголяйся. Наживешь врагов, станут свободными, припомнят.

— Да я уж и так с имя как с детьми малыми.

— Знаю, знаю, не оправдывайся. Небось беглеца-то не пожалел, сам, поди, прикончил?

— Не-е. Его Федьша из лука осадил. Аккурат промеж лопаток угодил. Стре-елок!

— Ну Федька, я знаю, птицу из лука влет бьет. Тебе его не зря Волчий Хвост прислал. Береги отрока.

— Да берегу уж. Из котла завсегда ему лучший кус даю.

Тут закричал новоявленный жених от полона:

— Вот она! Вот, князь!

Владимир подъехал к женской связке. Русич держал за свободную руку худенькую, хрупкую девушку, испуганно смотревшую на князя. Лицом бледным и довольно красивым она почему-то напомнила Владимиру дочку Предславу, что-то похожее на жалость шевельнулось в его душе: «И у нее ведь есть отец, вернее — был».

— Ну что, девушка, согласна стать ему женой? — спросил князь.

Девушка утвердительно закивала головой.

— Она у тебя что? Немая?

— Что ты, Владимир Святославич. Это она от испуга, тебя напугалась.

— Меня? — улыбнулся князь. — Ну что ж, бери, раз согласна девка.

Воин выхватил меч, обрубил волосяную веревку под самую колодку.

— Ты что ж, злыдень, — возмутился Фома. — Какую завязку сгубил!

Девушка, понявшая, что ее освобождают, вдруг заплакала и пала на колени.

— Пан, великое дякуй тобе.

— Ладно, ладно, девка. Вон мужа благодари. А ты накорми ее хоть сперва, не видишь, стрекозы легше стала.

— Колодку-то, злыдень, — крикнул Фома.

Но воин уже побежал, увлекая за собой девушку прямо с колодкой на левом запястье.

— Ладно. Колодку сам собью.

— Ишь жеребец стоялый, — проворчал старшина.

— Ну что, Фома, покажи-ка нам того волчонка, — сказал Владимир. — Поди, он-то еще не помер.

— Да нет, этот рази помрет.

«Волчонок, — разочарованно подумал Святополк. — Тоже мне подарок». Но смолчал.

Они подъехали к мужской связке, на самом конце которой был привязан худенький, тщедушный мальчишка.

— Вот он. Целехонек, — молвил довольный Фома. — Встань, дурак, не видишь — князь.

Мальчик поднялся, через драные порты видны были худые, мосластые коленки.

— Ну-ка, отрок, сыграй нам волка, — попросил Владимир.

Мальчик насупился, задрал вверх лицо и вдруг завыл по-волчьи, да так похоже, что кони запрядали ушами, а Святополкова белая кобыла едва не встала на дыбки. Княжич вовремя натянул поводья.

— Молодец, — похвалил князь. — А ну-ка по-утиному.

И мальчик, приложив ко рту ладонь, закрякал по-утиному. Варяжко со Святополком переглянулись в изумлении, столь точно передразнивал он утку.

— А ну-ка вепрем, — заказал князь.