Сергей Мосияш - Святополк Окаянный

Мальчик кивнул утвердительно, он не понимал, отчего так развеселился отец. А Ждан все смеялся, смеялся. И даже когда сели обедать, Ждан, черпая из общего горшка похлебку, нет-нет да и прыскал, взглядывая на серьезного внука. И досмеялся.

Мальчик, зачерпнув похлебку, поднес ко рту ложку и молвил с укоризной:

— Ел бы, сталый хлен.

Вот тут уж пришлось хохотать всему застолью. Внук оказался примерным учеником.

Польский князь Болеслав Храбрый, породнившись с киевским князем через дочь свою Ядвигу, счел, что теперь обезопасен на восточных границах. И задумал разделаться с пруссами, которые так жестоко расправились с епископом Войтехом. Конечно, Войтех был только поводом к войне. Болеслава увлекала идея расширения Польши до Варяжского моря, потом, может, и дальше, а в будущем и провозглашение себя королем Польши.

В свое время изгнанного из Праги епископа Войтеха Болеслав приласкал, приютил у себя в Гнезно с дальним прицелом обратить ссору епископа с чешским князем в свою пользу. Более того, поскольку Войтех являлся родственником германского императора Оттона, это тоже учитывал Болеслав в своих планах, рассчитывая в будущем сделать императора если не союзником, то хотя бы стороной, не мешающей ему воевать с соседями.

Сам Войтех, человек искренний и честный, глубоко верующий и увлеченный идеей христианизации языческих племен, и не подозревал, что всеми своими действиями невольно льет воду на мельницу воинственного польского князя. Даже гибель его от рук язычников-пруссов была использована Болеславом для задуманного им великого дела. Едва узнав о гибели Войтеха, он немедленно снарядил боевой отряд и отправил его к пруссам с единственной целью найти тело Войтеха и привезти в Гнезно.

Гроб с прахом страдальца за веру был торжественно поставлен в церкви, и по настоянию Болеслава Войтех был причислен к лику святых.

На эти торжества был приглашен германский император, прибывший в Гнезно с огромной свитой. На прием высокого гостя Болеслав не пожалел ни казны, ни времени. А главное — Оттон согласился с Болеславом, что коль в Гнезно покоятся мощи святого Войтеха, то здесь надлежит быть и епископату. Это устраняло зависимость Польши от империи, давало ей некую свободу в церковных делах.

Прогуливаясь с Оттоном на лужайке перед дворцом, Болеслав, изображая праведный гнев, молвил вроде бы мимоходом:

— Отмстить надо нечестивцам за смерть великого Войтеха.

— Да, — согласился император, — сего попускать не след.

Это краткое императорское «да» и нужно было Болеславу, как благословение похода на пруссов: что ни говори, а родственником Войтех был императору, а не Болеславу. Князь, услышав желанное «да», тут же увел разговор в сторону, чтобы не вздумал Оттон предложить свою помощь в отмщении Войтеха, что подразумевало бы и невоенной добычи. А делиться Болеслав Храбрый не ни с кем, даже с императором. Втайне он лелеял мечту стать в будущем королем великой Польши. Но пока Польша была слишком мала, чтобы называться королевством. Ее еще предстояло сделать великой, и на это Болеслав употреблял все свои силы, не останавливаясь ни перед какими средствами, не щадя никого, даже родных.

Именно поэтому его удивляла политика киевского князя.

— Что он делает? Что он делает, старый дурак? Вместо того чтоб управлять Русью самому, он раздает ее своим сыновьям-соплякам, которые после него раздерут ее на кусочки.

— Но они же все в его воле. И выход с земель везут в Киев, — отвечал Горт.

— Сейчас в его воле. А завтра, когда его не станет, в чьей они воле окажутся?

— Ну, наверно, передерутся.

— Верно, Горт, мыслишь. Вот тогда-то мы и оттягаем у них червенские города, тем более что в них проживает много поляков. А где поляки, там земля должна быть нашей.

— Но и в Кракове тоже поляки.

— Дай срок, он будет наш, я отберу его у чехов, тем более что во мне со стороны матери есть и чешская кровь.

Явившийся из Руси епископ Бруно набрал целый отряд помощников и, совершив моление у гроба святого Войтеха, чтобы поспешествовал он в их предприятии, отправился к пруссам. Все восемнадцать были вскоре убиты язычниками. И это отчасти подвигло Болеслава к действию. Заручившись, хотя и устным, одобрением императора, Болеслав пошел на пруссов якобы мстить за мученика Войтеха и Бруно с его помощниками. И мстил жестоко, часто вырубая в захваченных селах все мужское население. В обозе его ехали иереи, в обязанность которых входило приобщение к христианской вере уцелевших пруссов. Особенно изощренным пыткам подвергались волхвы, ибо именно они были виновны в убийствах христиан-миссионеров. Огнем, мечом и крестом были присоединены прусские земли к Польше; страна получила выход к морю.

Болеслав польский не зря носил прозвище Храбрый, едва покончив с поморскими пруссами, он обратился на юг. Но тут на первое время меч не потребовался, можно было стереть с него языческую кровь и вложить в ножны. Чехия сама, как сказочный колобок, катилась в руки к польскому владыке.

Наследовав от отца чешский великокняжеский престол, Болеслав III Рыжий тут же приказал оскопить и ослепить своих родных братьев Яромира и Олдриха. Им едва удалось бежать в Богемию. Столь жестокое начало возмутило пражан, они восстали, и Рыжий едва ноги унес, ускакав с тремя соратниками в Гнезно, поскольку доводился племянником княгине Дубровке.

— Спаси, брат, — обратился он к Болеславу Храброму. — Чернь взбунтовалась.

— Я рад тебе помочь, — отвечал польский тезка, очень довольный возникшей у соседей смутой, и тут же отправил в Прагу Горта с тайным поручением к знатному роду Вершовцев просить их звать на чешский стол Владивоя Мечиславича. Рыжий был убежден, что посланец поскакал блюсти его корысть. А Болеслав Храбрый при всякой встрече ободрял:

— Я помогу тебе, брат, потерпи.

А что было делать Болеславу Рыжему? Терпел. Ждал. Однако высокое посольство, прибывшее из Праги, било челом великому князю Польши и просило дать им в князья брата его Владивоя, рожденного княжной Дубровкой.

Рыжий не посмел показаться на глаза высоким послам, а гостеприимный хозяин Гнезно говорил ему сочувственно:

— Что делать, брат? Сам виноват, о тебе они и слышать не желают, хотя я и просил за тебя. Нет, говорят, и все тут.

— Ну ничего, ничего, — бормотал Рыжий, потирая свои рыжеволосые руки, — придет черед, они у меня еще попляшут. Ничего, ничего…

Чехия почти была в руках у Болеслава Храброго. Отправляя брата в Прагу, он поставил ему жесткие условия:

— Перво-наперво ты отдашь мне малую Польшу с Краковом.

— Но если я начну княжить с раздачи чешских земель, — пытался возразить Владивой, — то меня выгонят, и Рыжего.