Антон Хижняк - Даниил Галицкий

— Едешь, Иванко, — целуя его, говорила Роксана о своих тяжелых буднях, — а мы с Ростиславом как будем? Подумал об этом? Не на один день отлучаешься. Хлеба мало… — Она замолчала и потом добавила: — Ты же знаешь, я помогаю внукам деда Климяты, жаль мне их. Приходил вчера Климятин сын Андриан, черный, сухой, согнутый. — Заплакала я. Он закуп у Демьяна. Говорит, Демьянов тиун высасывает его силы, хлеба нет, а дети есть хотят — их четверо, мал мала меньше. Один грудной, другой такой, как Ростислав, и еще два маленьких… Я ему ржи две большие корчаги насыпала.

— Насыпала? — переспрашивает Иванко.

Он держит в своей руке ее маленькую руку, другой прижимает к себе ее голову. Некоторое время они молчат. Иванко целует Роксану. Она лежит неподвижно. Он тревожится:

— Что с тобой, Роксанушка моя? Взгрустнулось? — И хоть не видит в темноте, но чувствует, что она уже улыбнулась.

— Ничего, не беспокойся, Иванко… Соскучилась по тебе, а ты снова улетаешь. — Потом ласково-успокоительно зашептала: — Поезжай. А я тебя ждать буду. Еще больше тебя любить буду, мой соколик.

— И я тебя. И я тебя, моя голубка, еще сильнее. — Он сжал ее в объятиях.

— Ой, задушишь, Иванко! Поезжай! Не сердишься, что я загрустила?

— Нет, моя умница.

— Знаю, знаю, не должен на меня сердиться. А что рожь отдала Андриану, не гневаешься?

Иванко представил себе убогую Андрианову хату, полную детей.

— Отдала — и хорошо. И я бы так сделал.

— Ой, хороший ты мой Иванко! — прижимается к нему Роксана.

— А что вам делать?

— А что нам делать? — повторяет Роксана его слова. — Ты же в кузнице не бываешь, не зарабатываешь, все ездишь, а у меня ржи одна корчага, и денег у меня мало — сорок и пять ногат.

— Что нам делать? — передразнивает ее Иванко. — Не знаешь? А Иванко подумал. Когда позвали меня Даниил и Мирослав, я о вас не забыл, говорю: «Моя жена и сын тут остаются — что им есть без меня?» Мирослав сказал: «Тиун знает, я велел ему из княжеской клети ржи дать».

— Не забыл о нас, — улыбается Роксана, — не забыл, мой Иванко.

Только перед рассветом умолкла утомленная бессонницей Роксана. А разве только сегодня она так кручинилась? Все ночи, когда Иванки не было дома, она спала тревожно, просыпалась и не могла уже сомкнуть глаз — мыслями она была с ним. И сегодня печалилась, вспомнив рассказ Иванки об ужасном тиуне Судислава. Если бы Иванко не спасся и отца не защитил, сидеть бы им обоим в темной яме… Не отвечает Роксана, уснула. Иванко осторожно укрыл ее и вскоре тоже заснул.

Вечером накануне отъезда старики долго растолковывали Дмитрию, как ехать. И Даниил был при этом, но в разговор не вмешивался. Громче других раздавался голос Семена. Он хвастался, что бывал в самом Смоленске и знает дорогу. Вспомнили тут и о Митусе, пожалели, что отпустили его, — он бы рассказал о дороге. Правда, Даниил поддел Семена:

— Грешно смеяться над слепым человеком, но что бы мог сказать тебе Митуса? Сам же он не видел той дороги. А ты: «Если бы Митуса! Если бы найти Митусу!»

Семен не растерялся, быстро ответил Даниилу:

— Так мыслю, что проводник рассказал бы и Митуса что-нибудь подсказал бы.

На дубовом столе разостлали длинный пергамент, и Мирослав старательно объяснял Дмитрию все значки и отметины.

— Мы с вами вот здесь, посмотри, — ткнул Мирослав пальцем в черную точку, — это Владимир. А ехать в Новгород так — прямо в ту сторону, где всходит солнце, один день ехать, и второй, и еще третий, да, видно, и четвертый, ибо коней надо беречь. Доедете до Вручия, там передохнете, сами увидите — может, два, а может, и три дня. А потом еще на восход солнца ехать, к Днепру, а тогда вдоль берега до Смоленска. — Мирослав глянул на Дмитрия, внимательно ли тот слушает. — Долго ехать! А от Смоленска вверх, на север, туда, в ту сторону, где никогда солнца не бывает. И никуда не сворачивать… Только коней не гоните, берегите их — они вам сторицей отплатят. От Смоленска прямо на север, доедете до Торопца, а там уже через четыре или пять дней и в Новгороде.

— Запоминай, Кирилл, помогать будешь Дмитрию, — сказал Даниил молодому монаху, который жадно вслушивался в каждое слово Мирослава.

— Да не бойтесь, — подбодрил Мирослав, — не заблудитесь, не собьетесь с дороги, не дикий край Русская земля, ездят люди и сюда и туда. Во Вручии встретите купцов, бывают они там изо всех стран. Думаю, что от Вручия будут у вас попутчики.

— Позволь, отче, — поклонился Кирилл Мирославу, — я возьму этот пергамент и перерисую все города и реки, какие нам по пути встретятся. И в дороге глянем — не так скучно будет, и обозначать буду, сколько дней куда ехали.

Мирослав привлек к себе и обнял своего ученика. Мудрая голова у Кирилла, сам до всего додумывается.

— Возьми, перерисуй.

Так оно и случилось — до Вручия ехали одни, без попутчиков, а во Вручии встретил Дмитрий у городских ворот новгородского купца Алексея. Обрадовался Дмитрий: вместе можно ехать до самого Новгорода. Доволен был и Алексей: ведь у Дмитрия сотня дружинников, а это надежная охрана в дороге. Четыре лишних дня пришлось владимирцам пробыть во Вручии, пока Алексей закончил свои дела, зато не нужно ни расспрашивать о дороге, ни думать о том, не заблудились ли.

Алексей приезжал во Вручий за пряслицами. Много купцов увидел там Дмитрий. Вручий славился своими пряслицами, потому что нигде больше их не делали, а здесь были известные умельцы. Да и камень здесь добывали, Во Вручии и окружающих его оселищах люда целыми семьями готовили пряслица из розового камня — шифера. От родителей к детям переходила эта наука. Дмитрий с Кириллом и Иванкой ходили по домам, присматривались, как старательно выравнивают кусочки камня, как на точилах обтесывают бока и прорезывают дырки железными стержнями.

— Глядите! — удивлялся Иванко, взяв на ладонь готовое маленькое пряслице. — Какое легонькое, как славно выточено! Женщины-пряхи спасибо вам скажут. Какое гладенькое, красивое!

Влюбленный в свое кузнечное дело, Иванко увлекался чудесной работой вручийских камнерезов.

— Так это ж, как и я, — радостно восклицал он, — долго у куска железа прыгаю, пока он послушным станет, пока выкую сверкающий лемех! Сделаю — и сам радуюсь. А вы как делаете! Ох, золотые у вас руки! — И он от души обнимал своих новых товарищей. — Благодарят вас, наверно, пряхи. Сидят зимой женщины с веретенами, наденут на веретено пряслице — колечко ваше каменное — и пошло веретено крутиться.

Один старик подарил ему на память пряслице.

— Возьми, сынок, может, и твоя жена меня когда-нибудь добрым словом помянет.

— Помянет, дедушка, помянет, — растрогался Иванко. Во всех русских землях — и в Киевской, и в Галицко-Волынской, и во Владимиро-Суздальской — женщины не могли обойтись без вручийских пряслиц. Приезжали сюда за пряслицами и из чужих земель купцы — из Венгрии, из Чехии, из Польши.