Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

«Весна начинается, — писал Франсуа, — а все спокойно, и король, кажется, решил сохранить мир. Коннетабль Монморанси, много содействовавший примирению, все еще в большой милости, а Гизы злятся, проживая в своих владениях. Дворяне-гугеноты хорошо приняты при дворе и множество их едут в Париж, чтобы уверить короля в своей преданности. Я также был там с матерью; король принял нас очень благосклонно и поздравил меня с тем, что я посвящен в рыцари самих Колиньи. Мы присутствовали при венчании короля с дочерью немецкого императора. Зрелище было великолепное. Ходят слухи, что король хочет положить конец всем беспорядкам в будущем и связать узами дружбы обе партии. С этой целью он предложил сочетать браком свою сестру Маргариту с Генрихом Наваррским. Мы все надеемся, что брак этот состоится и будет иметь большое значение для всех нас, исповедующих реформатскую веру. Говорят, что королева Наваррская не сочувствует этому браку и опасается, что Генрих забудет в Париже те скромные обычаи, в которых он воспитан, и под влиянием Маргариты и двора перейдет в католичество. Трудно сказать, насколько справедливы эти опасения, но Генрих может сделаться королем Франции, и вопрос о вере должен тревожить его. Генрих уверен, что если Карл и его два брата умрут без потомства, Франция не пожелает иметь короля-гугенота. Гизы, духовенство, папа и Испания не допустят этого. Так что лучше ему остаться королем Наваррским, чем сделаться королем Франции.

Я думаю, Филипп, что когда он будет королем Наваррским, Гизы найдут в нем соперника более опасного, чем теперешних вождей гугенотов. Сначала я думал, что он прост и откровенен, и такого же мнения о нем все приближенные, но из частых разговоров с ним я убедился, что ошибаюсь. Под веселою, беспечною внешностью кроется много ума, а также расчета и честолюбия; он втайне изучает людей и умеет приспособляться к ним. Я уверен, что он будет со временем великим вождем. Королева Наваррская принимала в Ла-Рошели многих графинь и в том числе мою мать. Она пригласила маму посетить ее в Бэарне, а принц настоятельно требовал, чтобы я приехал с нею. Если ты приедешь, то, конечно, поедешь с нами и будешь с радостью принят Генрихом. Мы отлично поохотимся и хорошо проведем время».

Это письмо ускорило отъезд Филиппа. Предстоящая охота в горах Наварры очень притягивала его. К тому же, он любил молодого принца и давно уже был убежден в его уме и проницательности.

Он прочитал это письмо дяде Гаспару. Гаспар задумался.

— Это для меня ново, — сказал он наконец. — Я как и все другие, думал, что Генрих Наваррский простодушный, беспечный юноша, который любит охоту и, подобно своей матери, не терпит придворных церемоний, но если то что пишет Франсуа правда, — а ты, кажется, также того же мнения, — то в судьбе Франции наступит большая перемена. До сих пор несчастные гугеноты постоянно попадались в ловушку; но если Генрих Наваррский будет мудрым политиком, он сумеет бить врагов их же собственным оружием и добьется для гугенотов того, чего они никогда не достигнут мечом. Но помни, что гугеноты наверняка не поблагодарят его за это. Моя жена и твоя мать ужаснулись бы, если бы я сказал им, что Генрих, сделавшись католиком, может лучше залечить открытые раны Франции и обеспечить свободу вероисповедания гугенотам, чем если он будет протестантским королем.

— Неужели вы думаете, дядя, — воскликнул Филипп с негодованием, — что он способен переменить веру?

— Я не знаю, Филипп, посмотрим…

Три дня спустя Филипп и Пьер находились уже в Лондоне, чтобы оттуда переехать в Ла-Рошель. Дядя щедро снабдил его деньгами, и отец также настоял, чтобы он взял и у него крупную сумму.

Корабль быстро перевез их в Ла-Рошель, а на другой день Филипп был уже в Лавале. Он уже знал, что после битвы при Монконтуре замок был сожжен королевскими войсками, но тем не менее его поразила страшная картина руин: только центральная часть замка не была окончательно разрушена, и потому графиня поселилась там.

— Да, многое переменилось здесь, Филипп, — говорила графиня. — У меня большие средства, скопленные долголетнею жизнью в деревне, и я могла бы восстановить все это, но стоит ли? Если разгорится война, то она сосредоточится около Ла-Рошели, и замок будет снова разрушен.

Франсуа был в восторге от приезда Филиппа.

— Как раз вовремя! — говорил он. — Мы в конце этой недели едем в Бэарн, и хотя ты мог бы приехать и один следом за нами, а все же лучше ехать вместе.

Три дня спустя графиня с сыном и Филиппом выехали из замка в сопровождении шести вооруженных ратников, так как дороги были не безопасны от разбоя, которому предалось множество солдат. Графиня ехала верхом, а ее служанка — позади одного из всадников.

Переезды делались небольшие; останавливались они в гостиницах или в замках знакомых дворян. По пути они нередко встречали подозрительные группы людей, но они с мрачным видом сторонились вооруженных солдат, и путники благополучно достигли Бэарна.

Замок короля Наваррского оказался не столь величественным, каким был Лаваль до его разрушения. Он лежал вблизи города, где наши путники и оставили своих ратников. Принц Генрих выбежал к ним в простой одежде горожанина.

— Добро пожаловать! — говорил он, помогая графине сойти с лошади и вводя ее в дом.

Минуту спустя он снова вышел к Франсуа и Филиппу.

— Вот теперь, когда я проводил графиню к маме, я ваш, — сказал он, улыбаясь. — Очень рад видеть вас обоих.

— Мой кузен настаивал, чтобы я ехал сюда с ним, принц, — сказал Филипп, — и уверял меня, что вы не будете недовольны. Остановлюсь я, конечно, в городе.

— Нет, этого вы не сделаете, — возразил принц. — Правда, мы здесь бедны, но не настолько, чтобы отказать себе в удовольствии принимать гостей. Вам уже приготовлена комната.

Филипп удивился.

— А вы думали, — сказал смеясь принц, — что по нашему королевству можно ездить инкогнито! Мы слабы, и потому должны быть настороже. Половина путешественников приезжает сюда обыкновенно с каким-нибудь злым умыслом, подосланная королем Филиппом Испанским или Гизами, и если только они не едут очень быстро, то нас извещают о них за двадцать четыре часа до их прибытия. Если же нам нужно, чтобы они прибыли позднее, их всегда задержит что-нибудь в пути: или лошадь раскуется, или затеряется часть багажа, или пропадет какая-нибудь важная бумага… и такие вещи случаются нередко. Затем, приехав, они узнают, что я уехал на охоту на две недели в горы, а мама в Нерак. Мы узнали вчера утром, что вы переехали границу, и что с графиней едут сын и высокий молодой англичанин. Кто этот англичанин — угадать было нетрудно.

— Но мы ничего не потеряли в дороге, ваше высочество! — сказал Франсуа, улыбаясь.