Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

Главным препятствием этому браку были мелкие разногласия религиозно-обрядового характера, но наконец все препятствия были устранены. Двор отказался от требования, чтобы Маргарита завела католическую церковь в Бэарне, а королева Наваррская, со своей стороны, согласилась, чтобы венчание происходило в Париже.

Беспокойства, испытанные ею за все это время, тяжело отразились на ее здоровье: через несколько дней по приезде в Париж она заболела лихорадкой и умерла. Подозревали, что кто-то из людей Екатерины Медичи дал ей яд.

Адмирал не присутствовал при переговорах в Блуа. После трехнедельного пребывания при дворе он удалился в свои поместья в Шатильоне и принялся вновь отстраивать разрушенный замок. Графиня же де Лаваль сопровождала королеву в Блуа и Париж и находилась при ней до ее кончины. При выезде из Блуа она вызвала к себе Франсуа и Филиппа, послав им вместе с письмом охранную грамоту, подписанную королем. В пути они узнали о смерти королевы Наваррской, и весть эта была для них обоих тяжелым ударом: они очень любили королеву.

Между тем король стал не доверять своим советникам и просил письмом Колиньи приехать к нему в Париж, чтобы посоветоваться. Одновременно адмирал получил множество писем от своих друзей, которые умоляли его не ехать в Париж, где ему грозит опасность быть отравленным так же, как были отравлены его братья и королева Наваррская. Но адмирал не колебался и тотчас принял приглашение.

Дело, по которому король особенно желал посоветоваться с Колиньи, заключалось в том, чтобы начать борьбу против опасного преобладания Испании и помочь протестантам в Голландии. С этой целью он тайно позволил Людвигу Нассаускому набрать во Франции пятьсот всадников и тысячу человек пехоты. С этим войском Людвиг двинулся в Нидерланды и взял 24 мая Монс. Вожди гугенотов после этой победы убеждали короля объявить войну Испании, но Елизавета Английская со своим обычным двоедушием, в самую решительную минуту отказалась дать обещанную помощь, хотя в начале и подбивала короля к войне. Карл убедился, что Елизавета одурачила его как в вопросе о войне с Испанией, так и в переговорах о браке ее с одним из его братьев. Между тем Монс был осажден и взят герцогом Альбой, а направлявшееся на помощь к этой крепости гугенотское войско в три тысячи человек было застигнуто врасплох и совершенно разбито: тысяча двести человек погибли в битве, тысяча девятьсот бежавших с поля сражения были истреблены крестьянами и только около ста человек достигли Монса.

Таким образом, обстоятельства складывались весьма неблагоприятно для Карла IX, и так как затруднения эти возникли по совету гугенотских вождей, то партия Гизов и герцога Анжуйского воспользовалась этим, чтобы подорвать к ним доверие короля. Екатерине Медичи стало известно, что Колиньи предостерегал короля против влияния ее и герцога Анжуйского, и она еще больше возненавидела адмирала.

Вся в слезах пришла она однажды к королю и, сказав ему, что он только ее советам и помощи был обязан своими успехами в войнах против гугенотов, пожаловалась, что они-то теперь и пользуются всеми преимуществами, и он по их совету ведет напрасные войны и подвергает опасности свой престол, вызывая гнев Испании и полагаясь на пустые обещания двоедушной королевы английской.

Эти слезы и мольбы убедили нерешительного короля, и он снова подчинился пагубному влиянию Екатерины Медичи.

Франсуа и Филипп, проводив графиню после смерти королевы Наваррской в Лаваль, вернулись в Париж, где вскоре должна была состояться свадьба короля Наваррского, на которой должны были присутствовать многие гугеноты. Они сняли квартиру близ дома адмирала. Де ла Ну в то время не было в Париже; он находился в Монсе с Людвигом Нассауским и попал в плен к герцогу Альбе.

Адмирал представил Франсуа и Филиппа королю. Карл принял их любезно и, узнав, что они жили в Бэарне с принцем Наваррским, представил их своей сестре Маргарите.

— Эти господа, Марго, друзья короля Наваррского и могут тебе рассказать о нем больше, чем серьезные политики, — сказал он ей.

Принцесса, одна из самых прекрасных женщин своего века, много расспрашивала их о своем будущем супруге, которого почти не видела с самого детства. Когда они являлись с адмиралом ко двору, она всегда выказывала им свою благосклонность.

День свадьбы приближался, и в то же время король все более стал чуждаться Колиньи. Перемена в короле была так заметна, что католики уже не скрывали своей радости, а находившиеся в Париже гугеноты встревожились.

— Что ты делаешь, Пьер? — сказал однажды Филипп, увидев, что его слуга занимается чисткой двух тяжелых пистолетов, которые они возили с собою в кобурах.

— Готовлю их для дела, сударь. Я всегда находил, что гугеноты поступают неумно, когда кладут свои головы в волчью пасть…

— Кажется, пока не о чем беспокоиться, Пьер. Не захочет же король расстроить свадьбу своей сестры…

— Дай Бог, сударь, чтобы все было хорошо, но только с тех пор, как я недавно увидел лицо короля, я ему больше не верю… На всякий случай позвольте мне приготовиться к худшему и прежде всего вычистить пистолеты.

Хотя Филипп смеялся над опасениями Пьера, но они произвели и на него впечатление; он привык полагаться на наблюдательность своего слуги. Когда он вечером посетил графа де Валькур, прибывшего с адмиралом в Париж, то заметил, что все гости также находятся в тревожном состоянии.

Только с Кларой происходило что-то новое. Она казалась веселее и говорила больше, чем обыкновенно, но Филипп заметил, что делает она это принужденно. Очевидно, случилось что-то неладное. Когда он проходил мимо, она предложила ему сесть на диван рядом с ней.

— Хотите, я сообщу вам новость, сэр Флетчер?

— Пожалуйста, графиня, — сказал Филипп.

— Мне хотелось, чтобы вы от меня первой узнали это. Мой отец сказал мне сегодня, что я должна выйти замуж за господина де Паскаля.

Филипп не мог скрыть своего волнения. Он никогда не признавался даже самому себе в любви к Кларе де Валькур и сознавал, что отец ее никогда не допустит, чтобы его единственная дочь, богатая наследница и представительница древнейшего рода в Дофинэ, вышла замуж за простого английского дворянина.

Видя, что он молчит, девушка снова заговорила:

— Это было не мое желание, сэр Филипп. Во Франции девушки не сами выбирают себе мужей. Мой отец высказал свое желание по этому поводу три месяца тому назад в Дофинэ, но только сегодня объявил мне свое окончательное решение. Отец мудр и добр, и я ничего не имею против монсеньора Паскаля, которого знаю с самого детства. Одно могу сказать только, что я не люблю его. Я сказала это моему отцу, но он ответил, что молодая девушка и не должна любить до замужества.