Анатолий Домбровский - Платон, сын Аполлона

Вечером на другой день ко мне срочно пришли Феодот и Эврибий, его товарищ, очень возбуждённые. Феодот говорит: «Платон! Вчера ты был свидетелем, на какие условия согласился Дионисий в моём и твоём присутствии?» — «Ну, конечно, да», — ответил я. «А вот теперь, — продолжал Феодот, — повсюду бегают наёмники, ищут Гераклида, а он, видно, где-то поблизости. Пойдём же как можно скорее вместе с нами к Дионисию». И вот мы вошли к нему. Феодот и Эврибий стояли молча, проливая слёзы, а я сказал Дионисию: «Они боятся, как бы ты не поступил как-то иначе с Гераклидом, нарушив своё вчерашнее обещание. Мне кажется, он где-то здесь и его видели». Услышав это, Дионисий вспылил, и его лицо то бледнело, то краснело, как это бывает при сильном гневе. Феодот же, припав к его ногам и взяв его за руку, заплакал и стал умолять не делать ничего плохого. В свою очередь я поддержал его слова и, ободряя его, сказал: «Будь спокоен, Феодот: Дионисий не решится сделать что-либо вопреки вчерашнему соглашению». Тут Дионисий взглянул на меня и, как истинный тиран, молвил: «Тебе-то я и вовсе не обещал ничего». — «Клянусь богами, — сказал я на это, — ты обещал то, о чём просит тебя Феодот: ты не причинишь вреда Гераклиду». Произнеся это, я повернулся и вышел. После Дионисий стал выслеживать Гераклида, а Феодот, отправив к племяннику гонцов, дал ему совет бежать из Сицилии. Тогда Дионисий послал в погоню наёмников во главе со своим верным другом Тисием. Но Гераклид, говорят, опередил его, успев бежать в пределы карфагенских владений.

Теперь старое намерение Дионисия не отдавать денег Диона, казалось, получило веское основание. Это была питаемая ко мне вражда, и прежде всего он выслал меня из акрополя под предлогом, что в саду, где я жил, женщины должны справлять десятидневный праздник с жертвоприношениями. Он велел мне всё это время жить за пределами акрополя у Архимеда, ученика Архита из Тарента, с которым я был дружен. Пока я там находился, Феодот, дядя Гераклида, посылая за мной, часто негодовал на то, что произошло, и порицал Дионисия. Когда тот узнал, что я бываю у Феодота, это стало новым предлогом для разрыва со мной. Он послал кого-то спросить меня, действительно ли я бываю у Феодота, когда тот меня приглашает. «Конечно», — ответил я. Тогда посланец Дионисия сказал мне: «Так вот, Дионисий велел тебе передать, что ты очень плохо делаешь, предпочитая ему Диона и его друзей». Больше он не приглашал меня к себе во дворец под предлогом, будто ему стало ясно, что я друг Феодота и Гераклида, ему же я враг. Да он и не мог уже думать, что я хорошо отношусь к нему, так как деньги Диона окончательно канули в воду. После этого я жил вне акрополя, среди наёмных солдат. Разные люди родом из Афин, мои сограждане, приходили ко мне и сообщали, что среди наёмников распространилась обо мне клевета и некоторые из них грозятся меня убить. Тогда я придумал вот какой способ спасения: послал моему давнему другу Архиту в Тарент письмо с рассказом о том, в каком положении я оказался. Они же, под предлогом посольства от имени их государства, прислали тридцативёсельный корабль во главе с Ламиском. Он, придя к Дионисию, стал просить за меня, говорить, что я хотел бы уехать и не стоит мне в этом препятствовать. Дионисий дал своё согласие и отпустил меня, дав на дорогу денег. Что же касается денег Диона, то я ничего не просил, и он ничего не дал».

Возвратившись домой, Платон узнал, что Диона нет в Афинах, что незадолго до его возвращения тот отправился в Олимпию наблюдать за играми. Пробыв дома всего лишь день, Платон сказал своим друзьям, что у него теперь нет более важного дела, чем встретиться с Дионом и рассказать ему обо всём случившемся, быстро собрался и отправился в Элиду, не взяв с собой сопровождающих. Он отказался даже от раба, заявив, что раб в пути — скорее обуза, чем помощник, что со всеми своими дорожными заботами справится сам. Все необходимое в пути — запасные сандалии, немного муки, соль, сушёные смоквы и сыр — он сложил в котомку, повесил её через плечо, взял посох и отправился в путь. Спевсипп проводил его до мегарской дороги. Там они быстро простились. Дальше Платон пошёл один, не оглядываясь, держа посох на плече. В пути его обгоняли конные повозки, но от всех предложений подвезти его решительно отказывался, заявляя, что задумал именно пешее путешествие — для удовольствия, для здоровья, для одиночества и размышлений.

Да, это было удовольствие — неспешная прогулка вдоль берега моря, среди скал, лесов, всегда под открытым небом, в одиночестве, в тишине. Дорога не только не утомляла его, но, казалось, прибавляла сил. Он легко поднимался в гору, брёл через овраги, через ручьи, сокращая путь, ночевал в придорожных деревнях, сам готовил себе пищу на костре; вино, лепёшки и хлеб покупал в харчевнях, беседовал со случайными попутчиками или с хозяевами, у которых останавливался на ночлег. Во время таких бесед мало и неохотно говорил о себе, больше расспрашивал собеседников о жизни и обычаях их родных мест. Он шёл через Коринфию, Сиконию, Аркадию и Элиду до Олимпии, до берегов священного Алфея, в страну великого законодателя Ликурга. Мудры и прочны были его установления, неписаные законы, внедрённые в плоть и кровь спартанцев. Эти законы обеспечили нерушимость и могущество Спарты.

Отец Ликурга, царь Спарты Эвном, был убит на кухне ножом, когда пытался разнять чью-то драку. От первой жены у него остался сын Полидект, от второй — Ликург. После смерти Эвнома царём Спарты стал Полидект, но вскоре умер. После него престол унаследовал его малолетний сын Харилай, при котором Ликург был назначен продиком [72] Опекуном. . Но тут сразу же распространились слухи, что Ликург сам желает стать царём и лишь ждёт подходящего случая, чтобы избавиться от Харилая. Ликург обиделся на спартанцев за эту ложь и покинул страну, отправившись сначала на Крит, затем в Азию, изучая законы и нравы живших там народов. Жизнь критян понравилась ему своей простотой и суровостью, жизнь азийцев поразила своей роскошью и изнеженностью. Сравнивая их, он пришёл к выводу, что следует создать такие законы, которые бы служили здоровью граждан и могуществу государства на все времена. Был он и в Египте, где ему понравилось то, что позже он ввёл в Спарте: деление людей на касты, или сословия. Так в Спарте появилось сословие воинов, сословие ремесленников и мастеровых и сословие правителей. Когда спартанцы после долгих лет его отсутствия нашли Ликурга и пригласили на царствование, он привёз им из путешествия новые законы и поэмы Гомера, которые переписал сам лично из свитков, сохранившихся у потомков Креофила. Прежде чем занять спартанский престол, Ликург отправился в Дельфы, чтобы получить оракул. Оракул был благоприятен: в нём Ликург был назван любимцем богов и почти богом, а законы, которые намеревался ввести в Спарте, — лучшими из всех, какие только существуют.