Церенц - В муках рождения

Когда Вахрич вошел в село, собаки с лаем набросились на него. Он остановился и постоял немного, раздумывая, куда бы пойти, где его лучше примут, и, наконец, направился к куму Геворку.

Не успел Вахрич дотронуться до двери, как она сама открылась но, к его удивлению, в доме никого не оказалось. «Ну, окажем, кум Геворк уехал или умер, — подумал он, — а жена, дети? Неужели все умерли?» Тогда Вахрич решил пойти к своему старому приятелю Карапету. Тут ему пришлось долго стучать, пока кто-то подошел и, недовольно бурча под нос, открыл дверь.

— Добрый вечер, братец, — сказал Вахрич.

— Да благословит тебя бог, добро пожаловать! — ответил хозяин и приказал домашним: — Ребята, несите свет и разожгите очаг.

Когда принесли свет, старые друзья узнали друг друга и крепко обнялись.

— Братец, что же ты не назвал себя? — спросил Карапет.

— Не назвал, чтобы проверить, сохранилось ли еще армянское гостеприимство. Слава богу, вижу, что все по-старому. Верно, хозяин дома что-то бормочет за дверью, но все же говорит гостю: «Добро пожаловать». Да здравствует Армения и армяне! Да, братец ты мой, за Евфратом и Чорохом с деньгами в кармане и то негде преклонить головы… А на нашей благословенной земле в полночь тебе и дверь откроют, а если понадобится, то в буран опустятся из села в ущелье и вытащат тебя из-под снега. Помоги, боже, армянам!

— Да услышит тебя господь, братец. Но вот уже сколько времени, как он наказывает нас за грехи наши. Ты был на чужбине много лет и не знаешь, чего мы натерпелись от этих нечестивых арабов. Мы про греков и персов уже и думать забыли. Всюду, куда ни ступит араб, сплошная гибель.

— Как не знать этих неверных? Позавчера в Муше я сам нескольких зарезал, как кур.

— Да не убавит бог тебе такой работы. Ребята, спустите поклажу, отведите лошадь в конюшню!

— Скажи-ка, друг Карапет, не видел ли часом, не проехали ли через село князья?

— Мы, братец ты мой, князей здесь не видали.

— Сегодня в полдень проехал через село высокий, величественный молодой князь, — сказал сын Карапета. — Постоял немного у церкви, собрался было спешиться, да, видно, раздумал, выпрямился и погнал коня. Конь был белый, в яблоках, хороший конь.

— Это князь Гурген, теперь он, должно быть, в Мохраберде.

— Что ты говоришь, братец, возможно ли это?

— Гурген и невозможное делает возможным. Вы бы видели его при дворе греческого императора, как все его там любили. Наши армяне пользуются большим почетом в греческих войсках. Двадцать лет тому назад греческий император был из рода князей Арцруни, а спарапетом [27] Спарапет — полководец, верховный главнокомандующий. при нем — князь Мамиконян. Мы в Тортуме узнали о смерти спарапета. Вот умный и храбрый был человек!

Между тем очаг разгорелся и осветил комнату. Вахрич, произнеся: «Слава тебе, господи!», растянулся у огня. Хозяин дома приказал сыновьям принести еды, достать вина, накормить лошадь.

— А теперь, братец, расскажи, — сказал Вахрич, — где протоиерей Саак, жив или умер где вся наша родня? Вижу, ты что-то грустный. Где кум Петрос, кум Геворк, живы, здоровы?

Вахрич тут схитрил, не назвав первым кума Геворка, — Карапет не должен был знать, что сначала он стучался к Геворку.

— Что ты, Вахрич, неужели тебе неизвестно, что мы перенесли за эти годы? Господь отвернулся от нас. Бессовестные арабы разоряют страну, грабят, режут, убивают, уводят в плен наш народ. Бедный Геворк распродал все, что имел, и уехал в Багдад, чтобы вызволить из плена жену и двадцатилетнего сына, если только они еще живы. Половина села разорена, мы сами не знаем, что будет с нами весной. Удивительно еще, как ты жив-здоров добрался до нас, вы же едете из греческих земель. Я удивляюсь, как вы проехали через Тарой, а мы слыхали, что арабы перебили там всех. О тебе ведь тоже слуха не было. Я два раза был в Моксе, мне сказали, что ты на чужбине. Поужинай теперь и расскажи, где ты был, что видел. Каков твой князь Гурген, поможет ли он нашим горестям или сам станет для нас напастью?

Гость и хозяева поужинали, выпили вина, а когда отдохнули, Вахрич начал свой рассказ о том, как он в Моксе убил несколько курдов и, испугавшись мести их родичей, почел за лучшее уехать в Спер и как он в пути встретился с Гургеном. Увидев неопытного знатного юношу, который ехал искать счастья по свету, Вахрич решил, что имеет дело с наивным мальчиком и что хорошо бы поступить к нему на службу. Сам человек зрелый и плутоватый, Вахрич прикинул в уме и нашел для себя эту службу подходящей.

— Я человек беглый, — продолжал Вахрич, — думал поступить на княжескую службу, а видя меня с этим семнадцатилетним юношей, решил я, меня будут принимать за его воспитателя. Когда он начнет заниматься делами и разбогатеет, полагал я, то, естественно, я буду его казначеем и стану богаче чем он. В-третьих, я уже опытный воин, убивший на своем веку не одного курда, хорошо владеющий оружием, ясно, и им буду повелевать, ибо этот юный князь, конечно, будет робеть.

Достигнув границ Тарона, я попросил князя взять меня к себе на службу. Он рассмешил меня своими простыми и наивными вопросами, согласился принять, но сказал, что никогда не простит мне лжи. Я с трудом удержался от смеха, ведь я был уже зрелым тридцатилетним мужчиной. «Очень хорошо», — ответил я, согласившись с ним. Через три дня мы заночевали в деревне на берегу Евфрата. Утром, когда мы собрались уезжать, к моему князю подошел крестьянин и пожаловался, что я накануне хотел силой обнять и поцеловать молодую девушку и только ее крики заставили меня отпустить. Сказал, что я наговорил грубостей пожилым женщинам, защищавшим красотку, Князь спокойно спросил меня, правда ли это. Я, посмеиваясь, признался в своем поступке. Мог ли я бояться этого мальчика? Тогда князь обратился к крестьянину: «Отец, ты видишь, что мой слуга признался в своем проступке?. Будь спокоен, больше этого не повторится».

Мы вскочили на коней и выехали из села, Когда мы переехали Евфрат и под вечер уже подъезжали к селу, где должны были переночевать у родника, князь спрыгнул с коня, велел и мне спешиться и привязать коня к дереву. То же сделал и он сам, Я не понимал, что он хочет сделать, когда он спокойно сказал: «Ты сегодня утром признался в своем непристойном поступке. А так как я обещал, что этого больше не повторится, я должен наказать тебя». Не успел я расхохотаться, как он, взяв меня левой рукой за шею и стиснув ее, как железом, швырнул меня оземь. Наступив коленом мне на спину, он так высек меня своей плетью, что я, не в силах двинуться, стал умолять отпустить меня. Но он нещадно продолжал бить, пока я, как ребенок, не промолвил: «больше не буду». Он сейчас же отпустил меня и спокойно, словно ничего не произошло, сказал: «Ты тогда же должен был дать мне слово больше этого не делать. Я бы тебя так легко не отпустил, но вспомнил, что ты не забыл моего первого наказа и не солгал, а признался в своем проступке. Так впредь берегись». Я хотел было подняться, но спина моя, на которую он наступил коленом, онемела, я не мог повернуть головы. Кое-как, избитый и пристыженный, я поднялся с земли. А суровый князь, которого я четверть часа тому назад считал юнцом и высмеивал, вскочил на коня и ускакал. Тогда у родника я стал раздумывать — не уйти ли мне со службы от этого горячего юноши?.. В село входить мне не хотелось, но надо было подлечиться, и я прошел вместо четверти часа целый час, пока с трудом не добрался до первого дома и не попросил ночлега. Наши крестьяне — народ добрый. Когда они увидели, в каком я состоянии, и узнали, что меня избили, сейчас же позвали ко мне старуху-лекарку. О, снадобье этой старухи было ужаснее порки!.. Не в силах терпеть, я громко мычал, как бык. Вдруг над головой раздался знакомый голос: «Вахрич, не стыдно тебе реветь, как мальчишке?» Это был мой князь. Мне, и верно, стало совестно. А старушка, безжалостная и спокойная, как лекарь, говорила: «Ты хотел скорее поправиться, и я приготовила сильное снадобье. Утром сядешь на коня и уедешь. Не бойся, все пройдет». Я лежал на животе. Когда меня стали угощать ужином, я не смог глотать. Опять позвали старуху. Она пришла, осмотрела мне шею и сказала: «Видать, три человека били его. Один держал голову, другой наступил на спину, а третий порол. Ничего, и это пройдет». Она смазала мне шею своим снадобьем. Охая и вздыхая, я, наконец, уснул, а утром проснулся здоровехонек. Лежу себе и думаю: «Этот князь со своей невероятной силой далеко пойдет, а если он станет великим человеком, часть его величия тогда, естественно, перепадет и мне. Будь умен, Вахрич, не расставайся с ним, не говори ему неправды. Какое счастье, что я не солгал тогда, иначе он избил бы меня насмерть. Но преступление ли поцеловать девушку? Сегодня же в пути я осмелею и попрошу его сказать, сколько есть на свете преступлений. Кто мог подумать, что этот нежный, как девушка, юнец, обладает такой чудовищной силой? Только Гайк [28] Гайк — легендарный прародитель армян, великан, убивший в единоборстве вавилонского тирана Бэла. был такой сильный, да еще царь Трдат. А этот юноша, когда ему будет лет двадцать, горы может сдвинуть. Нет, я не расстанусь с ним, а если еще раз меня бес попутает, скажу: „больше не буду, пощади“, — и он простит».