Агилета - Святая с темным прошлым

Да и Михайла Ларионович оставит по себе добрую память. Славно повоевал, проявил себя как искусный дипломат, а солдатам был добрым командиром. И когда придет его час отойти к своему Творцу, то Кутузов сделает это со спокойной душой и чувством исполненного долга.

Но почему-то по прошествии стольких лет, проведенных порознь, не оставляет ее то чувство, что их путям еще предстоит пересечься, и нечто чудесное, не менее чудесное, чем некогда возникшая меж ними любовь, станет итогом сей новой встречи.

Из глубины дома тихо вышел и встал рядом с ней на крыльце Иван Антонович. Вопреки своему обыкновению, он не обнял жену при этом и даже не прикоснулся к ней: сегодняшний разговор о Кутузове как будто разъединил супругов.

И, сознавая, что не имеет права задавать мужу подобный вопрос, но не в силах от него удержаться, Василиса спросила:

– Так у тебя с ним вышел разговор там, под Очаковом?

– Да, – сухо сказал Иван Антонович.

– И о чем же?

– Большей частью – о военных вопросах, – тем же тоном ответил муж.

«Большей частью»… А в части меньшей Кутузову наверняка удалось что-то выведать о ней. Василиса с такой тоской взглянула на сбегающие вниз белые ступени, как если бы они были склоном меловой горы близ Ахтиара, и к ней вот-вот должен был подняться молодой офицер с веселым взглядом, любопытствующий, что за отшельница объявилась в заброшенном монастыре.

«Любимый! – вдруг отчетливо раздался в голове Василисы ее собственный голос. – Уж скоро мы будем вместе! Ты и не ждешь меня, но я приду».

«…И вот – горестное известие для всех нас – французский узурпатор вторгся в наши пределы…»

8 августа 1812 года император Александр стоял у окна в своем кабинете и молча созерцал, как шпиль Петропавловской крепости сияет золотом на фоне собравшихся туч. В руках у него было письмо генерал-губернатора Москвы, Ростопчина, написанное двумя днями ранее.

«Государь! Ваше доверие, занимаемое мною место и моя верность дают мне право говорить Вам правду, которая, может быть, встречает препятствие, чтобы доходить до Вас. Армия и Москва доведены до отчаяния слабостью и бездействием военного министра [90] . В главной квартире [91] спят до десяти часов утра: Багратион почтительно держит себя в стороне, с виду повинуется и, по-видимому, ждет какого-нибудь плохого дела, чтобы предъявить себя командующим обеими армиями.

Москва желает, чтобы командовал Кутузов и двинул Ваши войска: иначе, Государь, не будет единства в действиях, тогда как Наполеон сосредотачивает все в своей голове. Барклай и Багратион могут ли проникнуть в его намерения?..»

Сказать, что в душе у императора стоял мрак, означало ничего не сказать. Кто, как не сам он, Александр, призван возглавить армию в сей тягчайший для родины час! Два месяца тому назад войска Наполеона Бонапарта перешли Неман – границу его империи, и с тех пор только и делали, что преследовали отступающие русские войска, не встречая сколько-нибудь значительного сопротивления. 1-ая и 2-ая Западные армии под командованием Барклая-де-Толли и Багратиона находились на таком расстоянии друг от друга, что лишь отступив на шестьсот верст вглубь страны [92]смогли соединиться под Смоленском, чтобы, наконец, дать отпор неприятелю. И что же? Два дня продолжавшийся бой закончился новым отступлением и торжеством Наполеона.

Александр справедливо полагал, что сей позор имел причиной в том числе и вражду меж Багратионом и Барклаем. Вспыльчивый южанин открыто обвинял сдержанного северянина в нерешительности, даже трусости, и сообщал подобное отношение к главнокомандующему всей армии. Дошло до того, что солдаты стали считать Барклая изменником, коего подкупил Наполеон. Стратегия же Барклая, все отступавшего и отступавшего на восток, увы, ничем не могла опровергнуть сих ужасных слухов. Настораживала солдат и его шотландская фамилия, считавшаяся в армии немецкой. Нет, дальше так продолжаться не может! И над Барклаем, и над Багратионом должен стать кто-то третий, кому они оба подчинились бы беспрекословно и чье имя звучало бы привычно для русского уха, не вызывая настороженности. Помазанник Божий, царствующий монарх, Александр Павлович Романов – вот кто! Однако, третьего дня на военном совете, все его приближенные, как один, принялись отговаривать царя от той высокой миссии, что он задумал на себя возложить. Вполнамека напоминали об Аустерлице, а затем, доведя его до полного бешенства, князь Горчаков, только что ставший военным министром взамен Барклая, принялся убеждать государя, что «вся Россия желает назначения Кутузова».

Вспоминая те унизительные минуты, Александр в ярости скомкал письмо Ростопчина. И тот предлагает Кутузова – сговорились они все, что ли! Мало того, и московское, и петербургское дворянство единодушно выбрало его предводителем своего ополчения. Да что они нашли в этом полном лукавства человеке?! Сам он, Александр, никогда не простит сему одноглазому хитрецу его позорного поведения под Аустерлицем. Тот ведь знал наперед, что предложенная австрийцами диспозиция войск приведет к их разгрому. Знал, но не решился отстоять свою точку зрения перед государем. Видать, боялся вызвать его неудовольствие. А что в итоге вызвал и вспомнить страшно!..

Александр продолжал в ярости стискивать кулаки, чувствуя, как письмо внутри его ладони становится жалким комочком бумаги. Нет, никогда и ни за что Кутузов не встанет во главе армии! Это сделает он сам, император всероссийский, и наконец-то одержит победу над корсиканским наглецом. Велик ли труд проникнуть в его намерения! Наполеон вознамерился сделать Россию частью своей империи, а значит, следует воодушевить армию присутствием в ней государя, а затем дать генеральное сражение – вот и все.

И, уверив себя в своей правоте, Александр немедленно вызвал флигель-адъютанта с тем, чтобы продиктовать и обнародовать принятое решение. Однако мгновение спустя, к полному своему отчаянью обнаружил, что диктует следующее:

«Михайла Ларионович!

Ввиду настоящего положения военных обстоятельств, нахожу нужным назначение над всеми действующими армиями одного общего главнокомандующего.

Известные военные достоинства Ваши, любовь к отечеству и неоднократные опыты отличных подвигов приобретают Вам истинное право на сию мою доверенность.

Избирая Вас для сего важного дела, Я прошу всемогущего Бога, да благословит деяния Ваши к славе российского оружия и да оправдаются тем счастливые надежды, которые отечество на Вас возлагает.

Пребываю Вам всегда благосклонным

Александр»

17 августа экипаж Кутузова подъехал к местечку Царево-Займище, где Барклай-де-Толли рассчитывал дать французам генеральное сражение. В ста семидесяти верстах [93]к востоку от расположения русской армии находилась Москва.