Галина Петреченко - Князь Олег

— У него в сердце только ты, это видно сразу, а ты такое сердце чернотою поганишь! — возмутилась Анисья, но ласково провела рукой по светлым волосам Ольги и слегка распушила их.

— Что мне делать, Анисья? — опять разрыдалась Ольга, вспомнив свое унижение. — Не могу я… не могу этого забыть!.. — приговаривала она, горько мотая головой.

— Ждать, — тихо посоветовала Анисья и прислушалась к рыданиям Ольги: не уловив в них особой горечи, она добавила: — Может, отец и раздумает.

— Раздумает? — опешила Ольга, продолжая всхлипывать. — Ты тоже знала? — с ужасом воскликнула она.

— Знала, — спокойно подтвердила Анисья, улыбнувшись заплаканной княжне.

— И молчала? — Ольга возмущенно отпрянула от Анисьи.

— А кто знал, что вы с Борисом с первого взгляда полюбите друг друга?

Ольга бросилась на шею няньке.

— Анисьюшка, милая, помоги уговорить отца. — Она поцеловала Анисью и умоляюще взглянула на нее.

— Уговорить? — Анисья призадумалась, держа в объятиях Ольгу. — Не торопись! Времени-то еще много. Авось уладится! А с Борисом помирись. Он парень благородный!

— Нет!

— Ну и дуреха! Что толку было бы, если бы он тебя умыкнул, как любую девку! Ни радости, ни счастья! — Анисья заглянула в глаза Ольги и увидела, как сверкнули в них яростные, горестные, недоуменные огоньки сожаления, и вздохнула: — Торопишься! Все враз хочешь испытать! — Анисья нежно обняла княжну и прижала ее к себе. — Пойдем в одрину. Ночь уже на дворе… С отцом поговори сама, он ведь тебе не ворог. — Анисья подняла Ольгу со скамьи и повела ее в спальню.

Вечер был тепл и прозрачен. Ветер не заигрывал с лесной листвой и хвоей. Все безмолвствовало.

Из-за деревьев, прислушивающихся к происходящему, показался ясный месяц, удивленно разглядывая зеленые творенья.

— Ночь наступает… — сказала Ольга, одетая в легкую льняную рубашку и сарафан, и поежилась. — Дни стали короче…

— Озябла? Что не взяла с собой убрус? — так же напряженно спросил ее Борис и нежно обнял девушку.

Они долго стояли, не разжимая объятий, возле могучего дуба, забыв обо всем на свете.

Наконец Борис, тяжело вздохнув, отпустил Ольгу, которая, однако, не захотела разжимать рук, да так й сто-яла, обнимая Бориса.

— Ну, так ты меня с ума сведешь, — улыбнулся Борис.

— Нет, кого-кого, а тебя с ума не свести! Это я точно знаю! — старалась шутить Ольга, но у нее это плохо получалось.

— Теперь ты испытываешь? — Борис грустно улыбнулся.

— Нет! Мщу!.. Знай же, мой любимый: месть Ольги — дело не простое! — Она улыбнулась ему и крепко поцеловала в губы.

Борис застонал:

— Ольга! Я же человек!

— Да что ты говоришь!

— Не подходи ко мне!

— Ну, что ты, мой любимый! Ведь это я, твое солнце! Посмотри, как прекрасны глаза мои! Сколько любви и нежности в них! И все это для тебя и только для тебя! Любимый мой! Дотронься до плеч моих! Как ждут они ласки твоей!.. Ты знаешь, с чего начинается любовь, любимый? — Ольга страстно ласкала его, и в голосе ее слышались грусть и желание.

— Ольга, — умоляюще прошептал Борис, знавший силу и прелесть женских ласк.

— Значит, ты меня не любишь. — Ольга спрятала вздох. — Вроде светимся оба, а холодные, как свет луны! Почему, а? Кто твою любовь похоронил? — Ольга разжала объятия и отступила.

— Мою никто и никогда не похоронит! — Борис начал злиться.

— Нет, мой свет! Смотрите, звезды! — вдруг крикнула она. — Вы не одни, что дарите нам свое холодное сияние! И люди, словно звезды, есть! Среди них и мой Борис!.. — Ольга громко стенала, стараясь перекричать стон рыдающей Души. Вдруг она резко спросила: — А какие они?

— Кто? — хмуро спросил Борис.

— Звезда, милый! Тоже холодные? Или горячие? — Она высоко вскинула руки, словно стараясь потрогать звезды.

— Не знаю. Перестань глумиться, Ольга! — Он отодвинулся и посмотрел на нее отчужденно.

— Подойди ко мне, любимый! — горячим повелительным шепотом вдруг потребовала она.

Борис закрыл глаза и шагнул к ней.

— Любимый мой! — восторженно шепнула она и заплакала. — Прости меня! Я замучила тебя и себя… — Она уткнулась ему в шею и, казалось, вот-вот скажет самое главное.

— Успокойся, моя любимая… — Борис зашатался, захлебнулся от счастья и застыл в ожидании.

— Не говори мне ничего, не говори. Ты только целуй меня, целуй, — прошептала она, и Борис не посмел ослушаться.

Через минуту он почувствовал слабость в ногах и чуть не упал вместе с Ольгой на землю. Она тихонько засмеялась, но не разжала своих рук.

Борис понял, что еще Мгновение — и может случиться то, к чему его так настойчиво призывает Ольга. Он разжал руки.

— Ты так и не сказала ни разу, за кого же собираешься замуж… Я должен это знать… — добавил он окрепшим голосом.

— Знать?! А разве это не ответ тебе? — взволнованно возразила Ольга.

— Это ответ гордыни, а не сердца! Ты даже с отцом ни разу не поговорила! А ведь через три недели сваты будут!

— Да, но девичья любовь… — голос Ольги растерянно дрогнул.

— Любовь — ничто, когда ее меняют на замужество с наследником великого князя! Ведь ты же думаешь о нем! — вскипел Борис.

— Как ты несправедлив ко мне, Борис! — горько вздохнула Ольга и поглядела ему в глаза.

— Ну, нет! Я давно все понял, да, думал, ошибаюсь! Ты мне решила косточку подбросить, как голодному псу, а: все остальное отдать Ингварю! А я не приму дара столь высокого! Пусть по закону Ингварь и получает все!

— Да как ты смеешь! — закричала Ольга, задыхаясь от негодования.

— О! Да у тебя и голос уже стольный! — горько усмехнулся Борис, направляясь к тропинке. — Пойдём, уже поздно. Я провожу тебя до дома. — Он тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли, и, протянув руку, схватил Ольгу.

В гридне плесковского князя ярко горели свечи.

За большим столом сидели двое: Анисья и сам князь.

Ничто не нарушало тишину огромного дома.

— Все молчит? — спросил наконец князь, наблюдая за рукодельем старой женщины.

— Молчит, — со вздохом ответила Анисья.

— Неужели я свою дочь не постиг? — растерянно заметил князь.

Анисья: промолчала.

— И ты молчишь… Меня осуждаешь? — горько усмехнулся князь.

— Да ведь ей всего пятнадцать лет! — не выдержала Анисья. — Где же ей ума да смелости набраться в эти лета! — Она в сердцах порвала нитку.

— А что Борис? — со вздохом спросил Вальдс, надеясь, что уймет свою совесть.

— Борис и глаз не кажет, — проворчала Анисья, взглянув исподлобья на князя, но, довольная его переживаниями, снова вдела нитку в иглу.

— А почему? — поинтересовался князь.

— Обиделся… Целый месяц парень ждал, пока она решится с тобой поговорить да от Ингваря отказаться, да так и не дождался…

— Я ведь думал, ну побуянит девка, поревет, уговорю на Киев все равно… А она молчит второй месяц… Не угадал, старый… Уговаривать-то и не пришлось… Сама все поняла… А может, что замыслила? — тревожно спросил он Анисью. — Ну, не таись, Анисьюшка. Скажи! Она ж мне дочь!