Александр Антонов - Государыня

Той порой ночное безмолвие кремлёвских палат было нарушено князьями и боярами, коих Мансуров и его посыльные сумели вытащить из тёплых постелей. Первым пришёл князь Иван Патрикеев, за ним следом появились бояре Михаил Колычев, Иван Фёдоров и Фёдор Овчина–Телепнев, замыкал шествие боярин Иван Вельский — все молодые, способные к решительным действиям. Всем этот ночной вызов к государю показался чрезвычайным. Когда уселись к столу, за которым сидел великий князь, он сказал:

— Я позвал вас по государеву важному делу. Прибыли ко мне в полночь гонцы из Польши от Елены Ивановны и принесли весть о кончине короля и великого князя Александра — нашего зятя. Королевство и княжество осиротели. Как мы отзовёмся на эту утрату? Вот мой вопрос к вам, достойные мужи.

Сказанное великим князем по–разному отозвалось в душах собравшихся, но всех озадачил его вопрос. И впрямь, как отозваться россиянам на несчастье соседнего государства, потерявшего монарха? Однако умные головы, собравшиеся у великого князя, поняли, что гонцы прибыли на Русь не как представители Польши и Литвы, а как служилые люди королевы и великой княгини Елены. Пришедшим на совет надо было знать, какой помощи она себе ждёт. Родившийся у них вопрос выразил, как единое мнение, князь Иван Патрикеев:

— Государь–батюшка, тебе, поди, ведомо, какую помощь от россиян жаждет получить королева Польши? Просвети нас.

— Она ничего не просит, лишь сообщает о смерти супруга и предупреждает, что трон Литвы и Польши может быть отдан принцу Сигизмунду. Он неё наш ярый враг и, видимо, пойдёт на нас войной, чтобы вернуть земли, отошедшие при Александре. Потому не следует ли нам опередить Сигизмунда и уже сегодня начать собирать рать и вести её в литовские пределы?

— Ты, государь–батюшка, самодержец. Как повелишь, так и будет, — почёл речь Иван Вельский. — Одно скажу: мы пойдём освобождать русские земли и никто нас не осудит. Мы получим согласие Боярской думы и благословение церкви.

Василий остался доволен словами, сказанными Вельским, но отважился задать вопрос, не питая никаких надежд получить поддержку единомышленников. Великий князь Василий спросил:

— Я хочу получить трон в Кракове и слить Польшу и Литву в единое государство с Русью. Что вы об этом думаете?

Василий с острым волнением ждал ответа на своё заявление. Вельможи, однако, словно лишились дара речи и молчали. Ни у кого не было желания первым выразить какое‑либо мнение о столь дерзновенном помысле великого князя. Каждый из них подумал, что Василий Иванович перехлестнул через край, что такой пирог, как Польша и Литва, ему не проглотить. Да и не божеское это дело — вести захватническую войну. По–другому же никто это стремление государя не обозначил.

Молчание затягивалось, государь уже нервничал. Он встал, прошёлся по покою, и всем показалось, что он сейчас сорвётся и накричит на них за то, что они своим молчанием выражают протест его желанию. И всё-таки среди умнейших нашёлся самый мудрый и смелый человек, молодой радетель за Русь, боярин Михаил Колычев. Он встал, перекрестился на образ Божьей Матери и спокойно, убедительно заговорил:

— Государь–батюшка, погаси в себе несбыточное желание. Русь никогда не жаждала вести захватнические войны, да она и не в состоянии это сделать. Нам бы при твоём великом радении за Русь вернуть сейчас, да–да, сейчас, в благоприятное время, те русские области и города, кои находятся под игом Польши и Литвы. В этом мы тебя поддерживаем и готовы хоть завтра отправиться в поход к Смоленску, к Полоцку, к Минску и к другим русским городам. И мир нас не осудит. Тем самым ты, государь, продолжишь дело отца и сестры Елены, исполнишь чаяния россиян за рубежами державы и поддержишь дух вдовствующей великой княгини Елены Ивановны, которая, то тебе ведомо, как никто другой, хорошо порадела за возвращение русских земель в минувшей войне четыре года назад. Так ли я говорю, други?

Ему никто не ответил, но в душе согласились все.

По–своему, однако, уразумел молчание бояр и князей великий князь и счёл, что они с Колычевым не согласны. Все они помнили, что в 1503 году Александр Казимирович и Иван Васильевич подписали договор на шесть лет. По этому договору под власть Москвы на «перемирные лета» отходили Стародубское и Новгород–Северское княжества, земли князей Мосальских и Трубецких, а также ещё двадцать пять городов и семьдесят волостей — почти треть земель Литовского княжества. Условия перемирия Василий Иванович помнил, как кириллицу. Знал великий князь и всю важность для Руси добытых городов и земель. Теперь ему стоило только обнажить мечи и ворваться за рубежи сопредельного государства, как его сочтут нарушителем договора и по закону о перемирных годах лишат земель и городов, приобретённых пролитой кровью россиян. Нет, того не будет. Пусть Сигизмунд лезет на Русь! Тогда уж!

В этот миг великий князь поблагодарил в душе молчавших вельмож. Их безмолвие пошло во благо ему. Он вытянул ноги из пучины, в которой чуть было не утонул, и у него посветлело на душе. Он оказался способен на добрые дела. Василий произнёс:

— Спасибо вам, мои советники, за то, что вы промолчали, когда от вас ждали слова Колычев и я. Я разобрался во всём лучше, чем ежели бы вы выразили своё мнение. Вот уж, право, не ожидал от себя такой прыти! — Василий развёл руками и улыбнулся. Он подошёл поближе к вельможам, продолжая доверительно: — Думаю, что нам пора послать послов в Краков и выразить Сигизмунду соболезнование в связи со смертью брата. Потому поручаю князю Ивану Патрикееву, а с ним и Миколе Ангелову съездить в Краков, передать несколько слов сестрице Еленушке, а каких, о том пока не поведаю.

К ночной тьме подкрадывался рассвет, когда советники великого князя покинули кремлёвские палаты.

— И чего это поднял нас государь среди полуночи? — передёрнув плечами от прихлынувшей утренней свежести, заметил князь Патрикеев. — Теперь и отоспаться некогда, в путь пора собираться.

— С Миколой Ангеловым в дороге и отоспитесь, — заметил Иван Овчина.

Однако промыслом Божьим ни Ивану Патрикееву, ни Миколе Ангелову не удалось выполнить повеление государя Василия. Претерпев огромные трудности в пути, связанные с осенней распутицей, и добравшись, наконец, до Кракова, послы узнали, что принц Сигизмунд давно пребывал в Вильно. Не оказалось в Кракове и вдовствующей королевы Елены: она уехала в Вильно раньше Сигизмунда.

Попав в незавидное положение, князь Иван Патрикеев попытался встретиться с кем‑либо из влиятельных вельмож и прощупать почву, на какую ему предстояло ступить в погоне за Сигизмундом. Но Патрикееву не потребовалось кого‑либо искать. Он сам был найден очень заинтересованным лицом в делах Руси и Польши — архиепископом Радзивиллом. Его услужители нашли русское посольство на постоялом дворе и от имени архиепископа пригласили в его палаты князя Патрикеева. Радзивилл принял русского посла почтительно. Они посидели за трапезой, выяснили, что семь лет назад лишь чудом не встретились в сражении на Митьковом поле.