Ирина Горская - Андрей Ярославич

Однако не погибли, воротились. Принеслись стремглав. Дурные вести принесли. Алексич не пробрался в Галич, дорогу отрезало войско ордынского воеводы Куремсы. Но следом за Алексичем возвратился долгожданный, давно посланный гонец, едва удалось ему вырваться из города. Он привез письмо от Даниила, тот писал кратко, что придется ему отбиваться от ордынцев и потому не сможет помочь Андрею и советует Андрею, не выжидая более, бежать, бежать на Север, пробираться в свейские земли, к противникам Александра… Сначала это короткое письмо произвело на Андрея мучительное впечатление. Но Андрей был совсем уже взрослый человек и быстро понял, отчего это впечатление возникло. Конечно же, оттого что Даниил ничего не написал ему о будущем, не строил никаких планов, не подбадривал его, даже и о дочери своей ничего не спрашивал. Но и зачем спрашивать? Разве Андрей сможет отослать ответ? И зачем ободрять Андрея, будто малого ребенка, Андрею двадцать два года минуло. И если уж пришла беда, надо встретить беду прямо и спокойно, и сухо даже… Но если бежать на Север, значит, в Псков сначала… Новое чувство самостоятельности заставило Андрея задать себе несколько важных вопросов. Действительно ли надо бежать? Даниил ведь издали смотрит, все ли увидел хорошо? Ведь появление ордынца у своих границ не предусмотрел Даниил! И если бежать, то как же Танас? Ведь он союзник Андрея! Следует предупредить его. И все люди владимирские, все, что поддерживали Андрея… Он должен предупредить их, он не должен бежать тайно!.. Но сначала дать знать Танасу о письме тестя… Андрей отправился снова к брату. Эти поездки давали иллюзию действия. Андрей понимал, что это всего лишь иллюзия, но такая иллюзия нужна была ему. Танас воспринял дурные вести по-своему — решил перевезти жену и детей в Переяславль-Залесский, город хорошо укреплен, и тайный подземный ход есть… Андрею дальнее детство вмиг вспомнилось, как везли его в Переяславль; Анка, Лев, Михаил, отец, маленький Танас на дворе… Как давно Андрей в Переяславле не бывал…

Дома, во Владимире, ждали Андрея вести еще более неладные и подтверждавшие совет тестя — бежать. Вернулся Андрей Василькович. Оказалось, Александр жаловался Сартаку на Андрея… Жаловался?.. Будто Александр и Сартак не знают друг друга?..

— Кто это сказал, будто он жаловался на меня? И на что же он мог жаловаться?..

В становище Сартака говорили, будто жаловался Александр на непочтение Андрея к нему, Александру, к старшему брату… Андрей усмехнулся, плечи приподнялись и опустились… Но помимо жалоб на это самое «непочтение», Александр обратил внимание Сартака на то, что Андрей не выплатил хану «дани» и «выходы» — обязательные княжеские денежные подношения. Но ведь Андрей и не должен был ничего платить, ярлык, данный ему Огул-Гаймиш, освобождал его, он мог почитать себя независимым и от Сарая на Волге, и от Каракорума… Но Огул-Гаймиш давно уже не существует. И что теперь могут значить данные ею права? Один ветер!.. И одно право теперь — право сильного!.. Но и это право должно подкрепляться чем-то. Сартак вручил Александру подобное подкрепление — ярлык на великое княжение владимирское, власть над всей Русью Северо-Восточной. Да, Андрей Боголюбский был не Андреевым прародичем — Александровым. Александр воплотил его мечту. Александр теперь являлся на Русь почти что самодержцем, над ним стояла лишь тартарская власть, но она стояла и за ним, и он мог за нею укрываться, опираться на нее… Александр чувствовал себя в своем праве. Он был сильнее Андрея и умнее цепким практическим умом, устремленным к цели, четко определенной. Василькович привез известие и вовсе страшное: по указу Сартака снаряжается войско, но куда направят это войско, покамест содержится в тайне…

Андрей покривил, растянул губы… Александр более не хочет играть в шахматы ни с ним, ни с Даниилом. Игральная доска опрокинута, фигуры сброшены. Александр выиграл, потому что вместо изощренных шахматных ходов он теперь будет рассыпать простые, грубые я прямые удары…

Андрей подошел к Васильковичу, после — к Алексичу, обнял каждого и сказал так:

— Милые мои товарищи в несчастье моем, нечем одарить мне вас за вашу храбрость безмерную, за вашу службу верную! Теперь нам одно остается: положиться на милость Господню и бежать в чужие земли. Согласны ли вы делить со мною и далее судьбу свою?

И когда они выразили согласие, он попросил их предупредить всех, кто опасается власти и мести Александра и потому желает бежать.

— Решите сами, кого следует известить. Говорите открыто. Пусть узнают все! Я не тайно покидаю мой город!..

Андрея, казалось, утомили эти высокие и немного путаные речи. Он опустился на лавку и спросил Васильковича уже попросту:

— Расскажи, друг, что они еще говорили обо мне, что ты слыхал?..

Василькович снова заговорил, и трое молодых людей принялись иронизировать и даже посмеиваться над Александром, хотя понимали, что их положение— крайне дурное и близко смерти. Но они были молоды, надеялись вопреки всем обстоятельствам, которые оборачивались против них, и большую нужду имели в том, чтобы посмеяться порою и не впадать в тоску совсем уж черную…

Александр указывал Сартаку на то, что управление при Андрее идет — хуже некуда, сам Андрей только и делает, что пирует да прохлаждается на охоте, окружил себя людьми низкородными и разбойными да боярами младоумными… Тут все трое расхохотались. Ясно было, что Александр имел в виду Темера, Тимку и Алексича с Васильковичем…

Но, конечно, если уж зашла речь об управлении городами и землями, то ни Александр, ни Андрей не думали ни о каких хозяйственных реформах. Оба не сомневались в своем праве на власть, и борьба за эту самую власть и составляла их жизнь. Андрей мечтал о богатом независимом княжестве, таком, как у Даниила, мечтал о замках и храмах белокаменных, о том, как соберутся во Владимир лучшие мастера. Но для того чтобы все это начать, надо было опять же сначала укрепить свою власть… И в глубине души Андрей чувствовал верно — у него никогда не будет власти, такой, как у Даниила, и княжества такого не будет; и после него не останется ни храмов белокаменных, изукрашенных искусными мастерами, ни замков-кремлей, ни стен крепостных зубчатых… Но все равно он чувствовал, что жизнь его — не напрасна!.. Что-то, что-то останется…

Так было с Андреем.

Что же до Александра, то он уже понимал, какая она бывает, большая власть, он применялся к ней, он служил ей, но уже и примеривал на себя, как примеривают на голову державный венец, примеривают те, кому он впору придется…

Александр еще не воротился от Сартака, а на земли русские уже двинулась великая рать, огромное войско, ведомое полководцами, которых летописи русские назвали Неврюем и «храбрым Олабугой». В те далекие времена еще плохо была ведома ненависть к врагам и за храбрость почитали и врагов и союзников…