Юрий Лиманов - Святослав. Великий князь киевский

Давешняя холопка потянула за рукав Данилку, потеснилась, давая ему место рядом с собой. Его охватило жаром, то ли от смущения, то ли от близости девичьего тела...

— Что же спеть тебе, княжна свет Веснянушка? — Микита заговорил чуть гнусаво, нараспев, как бы примериваясь к горнице, соизмеряя голос с её пространством. — Об Илье Муромце, о заставе богатырской да о Змее Горыныче? Или о славных витязях ахейских, осаждавших город Трою, что перевёл из грека Омира княжич Борислав?

При имени Борислав холопка, стоявшая рядом с Данилкой, еле слышно охнула, взглянула на княжну, но та сидела невозмутимо.

— Нового что знаешь?

— Нет у меня новых песен, княжна, не обессудь.

Данилка, радуясь возможности отодвинуться от не в меру горячей девки, шагнул к слепцу, встал за спиной, шепнул:

- Дедушка, а та?

Микита подумал, что зря не предупредил поводыря, а парень ещё не искушён в тонкостях, ему любая песнь, если красива, — хороша. Та, что имел в виду Данилка, хоть и красна, но не для Северских князей. Микита чувствовал это и понимал, хотя, возможно, не сумел бы объяснить на словах. Он промолчал, надеясь, что Весняна не расслышала слов Данилки.

— О чём он?

— Да так, княжна, пустое.

— Не петляй, Микита, лисицей, не к лицу тебе. Что за песня? — настойчиво спросила Весняна.

— Да так, объявилось одно творение на Руси... — Микита стал громче перебирать струны.

— Раз объявилось — спой!

— Не для пения оно, княжна, — для чтения. Для вникания...

— Тогда читай. — Княжна сказала, как отрезала. — Я жду! Микита вздохнул, повернул голову лицом к Данилке, словно мог тот прочитать в его пустых глазницах укоризну, и так же протяжно, с едва заметной распевностью, которой не было в его обычной речи, заговорил:

— Повесть сия о походе отца твоего славного князя Игоря Святославича против половцев поганых.

Весняна насторожилась. Нерешительность Микиты, явное нежелание петь или читать новую повесть — всё это было как-то странно, непривычно, и она перебила певца:

— Отец много походов совершил. О котором же из них повесть?

Микита умолк, руки его приглушили струны.

— О том самом, о злосчастном, княжна, — ответил он.

Стало тихо. Только Данилка, ничего не понимая, переводил удивлённо взгляд с княжны на певца.

— Так... — Весняна выпрямилась в стольце. — Кому же понадобилось через столько лет вспоминать о поражении отца? Или не было у него славных побед?

Ты выслушай вначале, потом суди, княжна! — Микита посуровел, теперь это был не сгорбленный годами старец, слепой, убогий гудец, а певец, гордый сознанием того, что несёт он людям СЛОВО. Ударил по струнам и заговорил нараспев:

— Когда взяли половцы поганые в полон Игоря смелого, понеслась горестная весть по Руси, долетела до Путивля-города, до младой жены его Ярославны...

При имени Ярославна княжна нахмурилась и подняла руку, чтобы остановить певца, забыв в раздражении, что он слеп.

А Микита уже кончил зачин и без перерыва, только смирив рокот струн, чтобы не мешали они речитативу, заговорил:

- Хватит! — прозвенел голос Весняны. — Распелся... — И она передразнила Микиту: — «Не для пения, для чтения, для вникания...»

Бесшумно исчезли дворовые, ушёл и старый воин. Княжна встала с кресла, остановилась перед слепцом. Тот сидел, сложив руки на струны гудов, подняв голову и глядя пустыми глазницами мимо девушки.

— Вся песня о мачехе?

— Нет, княжна, всё более о боях да о князьях.

— Зачем это место выбрал, старый?

— Думал, неужто красота слова не одолеет вражды женской?

— О какой вражде говоришь, старик? Опомнись! Не я ей мачеха, она мне! Не она в захолустье живёт — я! — Княжна заметалась по горнице, натыкаясь на лавки, отбрасывая их ногой. Обернулась, сказала яростно: — Не было красоты в песне, не ранила бы так...

— И о тебе ещё споют, княжна.

— Кто? Ты?

Микита опустил голову. «Нет, — подумал, — уже не я... Я свои песни отпел, теперь только повторяю. Уходит леваческий дар с годами...»

Стукнула дверь.

— Ушла княжна? — догадался он.

— Ушла, дедушка, — ответил Данилка.

— И кто тебя за язык тянул, парень... Знать надо, при каком княжеском дворе какие песни петь.

А Весняна стремительно шла по дому, бросая испуганной дворне:

— Работайте, что расселись! — Всего два дня, как Марии-ключницы нет, а уже распустились!

Выплеснув гнев, вернулась в горницу, подошла к Миките с вопросом:

— Кто же воспел Евфросинью свет Ярославну? — «Свет Ярославна» прозвучало в её устах издевательски.

— В Киеве слышал на подворье...

— Значит, уже и в Киеве люди красоту мачехи славят? Данилка бухнулся на колени, заговорил сбивчиво, надеясь успокоить княжну, умерить её гнев:

— Нет, нет, княжна, нет! Ты не думай, не поют. Мы первые. Микита переимчивый, раз услышит — век помнит. А так — нет, не поют.

— Загадками говоришь. — Княжна села.

— Мы случайно встретили князя Борислава. Он только что вернулся от половцев, куда с посольством великого князя ездил, мир заключать. Вёз с собой он дружинного певца увечного, из половецкого плена его выкупил... Твоего отца, князя Игоря, дружинник... вот он и сочинил...

— И давно он вернулся? — спросила Весняна.

— Кто, княжна?

— Борислав.

— Да уже недели три... Его в Киеве с колоколами встречали, он мир с половцами привёз...

— Три недели? — Княжна встала. — С половцами мир до первого наезда, сами вчера видели, какие они... в мире! Три недели... — Она прошлась по горнице. — Нет, брешет он. В тот раз отец всех воев выкупил. Брешет ваш увечный, не дружинник он! — И вышла.

— Только сейчас говорил тебе, парень, придержи язык-то. Ежели не знаешь чего, лучше промолчи...

— А что я такого сказал, дедушка?

— Борислава помянул. Ждёт она его, а ты — «три недели, как вернулся»! Да и не князь он вовсе, а так, княжий сын, безземельный. Был бы князем, давно бы Весняну просватал. Нету им, княжнам-то, воли в любви, нету им и любви, и браки-то их заключаются не на небесах, а на княжеских советах...

Пришла всё та же девушка, повела певца и поводыря в отведённую им горницу. Данилка шёл за ней, с волнением глядя, как колышутся в такт лёгким, танцующим шагам девки крутые бедра под белёным полотном домашней длинной рубашки, и мучился от того, что не смел спросить, как её зовут. Микита словно догадался о мыслях своего поводыря.