Алексей Разин - Изяслав

По-прежнему загадка оставалась неразгаданной.

Вдруг она как бы пробудилась от волшебного сна и спросила себя: «Где я?» Подойдя к окну, прислушалась и глядела, глядела — кругом незнакомая местность… Вдалеке блестела какая-то река, вероятно Днепр; шумели в синеве вершины деревьев, и совсем рядом шёл разговор на непонятном ей языке. И снова в её головке зарождался безответный вопрос: «Где я?»

Неуверенность, неизвестность и тревога сменяли одна другую; перед глазами мелькали таинственные картины, написанные на громадном кровавом полотне поляны, где она отыскала тело повешенного отца. Среди прочих волнений девичьего сердца ей как будто кто-то шептал: «Не бойся… это он, твой суженый, запер тебя здесь… Это королевич Валигора, искавший для себя самую красивую жену… Это он ехал за нею во главе вооружённого отряда, нашёл и привёз в свои хоромы… Чего тебе бояться! Посмотри, какое здесь богатство и роскошь, сколько золота, тебе будет здесь хорошо… О ком тебе тужить? У тебя был лишь отец, но его уже никто не воскресит…»

И она на минуту успокаивалась.

Потом опять, откуда-то из глубины сердца, что-то накатывало… Неужели совесть?..

Уже смеркалось, а она сидела одна в полумраке светёлки и руками сжимала голову, а какой-то голос всё шептал настойчиво: «Возвращайся домой, здесь тебе не место! Ты оставила девичий терем в отцовском доме… вернись… не доверяйся обольстительному пению русалок. Они увлекают тебя в хрустальные дворцы подводного царства, усыпляют твою совесть роскошью, приручают, а потом схватят и защекочут и вместо хрустальных дворцов похоронят тебя на дне Славутича [133] Славутич — древнее название Днепра. … Теперь они манят к себе, а потом, когда ты проснёшься, столкнут в глубину, и ты никогда не увидишь горячего солнца, голубого неба и сада, окружающего дом твоего батюшки, где ты играла ребёнком и засыпала в тени деревьев, убаюкиваемая матерью и Добромирой».

Этот невидимый голос сжимал её сердце и грудь тоской, исторгал рыдания и говорил на понятном ей одной языке: «Вернись, вернись!..» Заслушавшись, она продолжала сидеть в темноте.

Вдруг дверь тихо отворилась, и в комнату вошли на цыпочках покорные служанки и спросили: не прикажет ли она чего-нибудь? Она не знала и даже не думала о них, они сами пришли, точно их нарочно для неё прислал волшебник.

Этот долгий и тяжёлый день слёз, страха и волнений уложил девушку в постель, она — заснула. И снился ей прежний, знакомый сон: её суженый, тот самый, которого видела она, возвратившись с посиделок, в окошечке своей светёлки, видела, как он проезжал над деревьями отцовского сада, видела потом на крыльце Красного двора, окружённого воинами, закованными в доспехи. Ей грезилось, что это королевич Валигора, который похитил её, унёс и спрятал в заколдованных хоромах… Там она жила одна, и ей там было спокойно и хорошо, она чувствовала себя счастливою возле королевича. Убаюкиваемая приятным сном, девушка проспала до утра…

Людомира поселилась на Красном дворе. Хотя Болеслав обещал отослать её домой, как только стихнет шум в городе, он этого обещания не выполнил.

Пережитое так повлияло на девушку, что она не могла себе дать отчёта в своём положении, её охватили равнодушие и тоска — она не могла ни о чём думать.

В продолжение нескольких дней, кроме девушек, прислуживавших ей как королевне, никто к ней не входил. Из окна она видела только широкий Днепр, уходивший далеко-далеко к горизонту, да на дворе — движение коней и солдат. И больше ничего.

Через несколько дней она пожелала вернуться домой, просьбу свою передала через одну из девушек.

Вскоре после этого в терем к ней вошёл красивый рыцарь, и она осталась с ним наедине.

Неизвестное ей доселе чувство овладело ею, когда она встретилась взглядом с этим человеком. Ей опять показалось, что это он и есть, суженый, предсказанный бесчисленными сказками и песнями, на которых она была воспитана. При виде его она не могла вымолвить ни слова. Ею овладел страх, она не знала, что делать, а кто-то всё нашёптывал ей, что это и есть её суженый, и он король ляхов.

Несмотря на своё суровое лицо, он так ласково, так нежно говорил с ней, что его слова казались песнями.

— Ты хочешь вернуться? — спросил он.

— Мне скучно здесь, — отвечала она, глядя ему прямо в глаза, и голос её дрожал от волнения.

— Подожди ещё, — ласково сказал король, привлекая её к себе и целуя. — Потом, быть может, тебе не будет скучно.

Она не отвергала его поцелуев, хотя до этой минуты её лица и даже лба не касались ничьи губы. Ей показалось, что от его поцелуя по её лицу пробегает огонь, и в волнении она не знала, что ответить.

— Милостивый… господин… — только и пролепетала она.

И они встретились взглядом и будто все сказали друг другу.

— Останься, дитя моё… — проговорил король. — Ты можешь вернуться в любое время, когда захочешь.

И Людомира осталась. Какая-то могучая сила привязывала её к этому смуглому лицу и голубым глазам. Она любила короля и скучала по нему. Когда он был дома, искала его взглядом во дворе среди вооружённой дружины. А когда он уезжал, следила за ним глазами, пока его золочёный шлем не скрывался из виду, и, если он долго не возвращался, стояла у окна, смотрела и ждала… ждала с беспокойством каждый день. Зато, когда он возвращался, ей казалось, с ним возвращались спокойствие и счастье.

Прежде она больше тосковала по дому, а теперь привыкла к новому жилищу и тосковала только тогда, когда король долго не возвращался. Стоило ему появиться на пороге терема, она радостно кидалась к нему. В сердце девушки зарождалась любовь, она всё росла и приковывала её к королю. Люда была благодарна ему за доброту и ласки. Она чувствовала себя одинокой и всё больше привязывалась к королю. Она любила его за любовь к ней.

Ей не было нужды скрывать это чувство ни перед собой, ни перед людьми; она любила и не считала это преступлением, любила, как может любить только молодая девушка. С каждым днём она всё больше чувствовала, что эта любовь становится для неё потребностью. Поэтому изо дня в день откладывала свой отъезд с Красного двора в оставленный ею отцовский дом. Потом в конце концов этот отъезд стал совершенно невозможным… Теперь ей нечего было тужить по прежней жизни, она нашла новую, ещё незнакомую ей жизнь — в сердце короля: расстаться с нею было чересчур тяжело, просто невозможно.

Через несколько недель своего пребывания на Красном дворе Людомира вспомнила о своей доброй старой мамушке Добромире и заскучала по ней.

Между тем мамка одиноко жила в опустевших хоромах Коснячко. Едва услышав, что воеводу увёз на княжий двор Славоша, известный всем киевлянам разбойник и палач, все отроки и гридни со страха разбежались. Всё ещё шло кое-как, пока Люда жила дома, но вот и Люды не стало, она ушла и бесследно пропала.