Алексей Разин - Изяслав

Вышата выслушал стоя величальную песню, после чего поклонился девушкам, поблагодарил и сел.

Во время величальной песни он упорно глядел на Люду; несмотря на то что с него не сводили глаз десятки молодых девушек, но между ними недоставало одного взгляда, а именно Людиного, за него он отдал бы все остальные.

Когда песня окончилась, кто-то из гостей отозвался:

— Хороша песня! Такой и Боян не споёт… Ну, теперь наша очередь отплатить тем же.

Несколько молодцов оглянулись, как бы отыскивая кого-то глазами.

— А где же наш Путята? — спросили они.

— Знать, не пришёл ещё.

— Запоздал старик… Может, замёрз где-нибудь по дороге?

— Не таковский он! — пошутил кто-то. — У него борода что у волка шкура, он не замёрзнет.

В тот же момент послышались голоса в сенях, и глаза всех, конечно, обратились туда.

Дверь отворилась, и на пороге появилась фигура здоровенного старика с громадною седою бородою, заледеневшею от мороза. Длинные волосы его на висках тоже пообмёрзли, так что вся голова была как бы вылеплена из снега. Одной рукой он что-то держал под полою кафтана, другую заложил за пояс вместе с шапкою. Он не вошёл, а ввалился в гридницу. За ним последовало ещё несколько запоздалых гостей.

Едва он показался в гриднице, как послышались смешанные голоса девушек и молодых людей.

— А! Путята, Путята! — закричали все радостно.

Между тем к нему подошла хозяйка.

— В добрый час пожаловали, дедушка, — сказала она. — Все давно ждут вас и ваших песен.

Путята приподнял седую голову и окинул орлиным взглядом гридницу.

— Да, есть для кого петь, — сказал он, — только бы голоса хватило…

Боярыня подвела его к скамье возле стены.

— Садитесь, батюшка, — сказала она, — и достаньте свои гусли… Здесь они не замёрзнут, не на морозе, — шутя прибавила она.

— Сейчас, сейчас, боярыня, — отвечал Путята, — только вот… не мешало бы…

И он что-то шепнул на ухо хозяйке, которая тут же ушла, а через минуту сенная девушка внесла на подносе ковшик мёду и чарку. За нею шла Богна и, остановившись перед стариком, поклонилась ему в пояс.

— Милости просим выкушать из моих рук медку во здравие, — произнесла она.

Старик разгладил бороду и улыбнулся девушке.

— С удовольствием выкушаю, зоренька моя ясная, — отвечал старик.

Он принял мёд и поставил его подле себя на небольшом столике; отпивая понемногу из чарки, вынул из-под полы гусли и начал настраивать их, разговаривая с девушками и молодыми людьми и отпуская разные шуточки.

Девушки пряли, смеялись, переговариваясь между собой вполголоса.

— Да скоро ли ты, Путята? — спрашивали мужчины. — Ведь не даром пьёшь мёд… Надо петь… Наш черёд петь…

Но Путята продолжал спокойно настраивать гусли, затем, приподняв их, начал перебирать струны, подыскивая нужный мотив, и напевать вполголоса:

Все внимательно прислушивались к песне. В гриднице воцарилась глубокая тишина, слышно было жужжание веретён, но вдруг Путята оборвал песню, закончив мотив аккордом.

— Дальше, дальше, Путята! — загалдела молодёжь.

— Не подгоняйте старика, как ленивую лошадь, — отшучивался Путята. — Дозвольте спеть что-нибудь подумавши.

И он снова ударил по струнам. Опять воцарилась тишина, и Путята запел:

Старик умолк, продолжая наигрывать на гуслях среди общей тишины.

— Зачем ты нам поешь зловещие песни! — раздались голоса мужчин. — Выбери повеселей!

— Не знаю, может ли быть какая лучше этой! — отвечал Путята, подняв голову и оглядывая присутствующих.

— Продолжай, продолжай эту самую… — отзывались другие. — Эта хорошая… дальше…

— Я кончил… Вы хотели, чтобы я пел за вас… ну, я и спел, как должно петь мужчинам. Нам не к лицу девичьи песни.

— Не гневайтесь на мёд, — отозвалась боярыня. — Выпейте ещё чарочку, окажите милость, хоть понатужьтесь, авось на память придёт песенка повеселее.

— Правду ты молвила, боярыня! На чьём коне едешь, тому и песенки пой! — отвечал старик.

И он снова взял гусли, ударил по струнам и запел:

Девушки затаили дыхание и перестали прясть, но Путята опять замолк и, нагнувшись над гуслями, перебирал их, подыскивая какой-то мотив.

— Батюшки! Уже всё? — спросили девушки.

Путята поднял голову.

— Хорошего понемножку! — засмеялся он. — Стар уж я стал, не могу много петь.

— Тогда расскажи сказку! — затараторили девушки, подзадоренные песней.

— Да, да, расскажи сказку! — отозвались мужские голоса. — Не заставляй себя просить.

Путята молчал, как бы не слыша их, и потом, подумав, ответил:

— Ну, хорошо, расскажу вам сказку.

— О заклятой княжне…

— О змие, волшебнике и княжиче Валигоре.

— Всех разом не могу рассказать! — улыбнулся старик.

— Ну, скажи такую, какая лучше.

Путята не снимал своих гуслей с колен и, положив руки на струны, начал:

«За лесами, за горами, за широкими реками жил в роще змий крылатый…»

В гриднице сделалось тихо; Путята, поглаживая бороду, переводил взгляд с одной девицы на другую, словно выбирая, какая из них годится в героини его сказки.

«Летал он над землёю высоко, похищал молодых девушек, уносил от отца-матери далеко-далеко, в такую страну, где нет ни солнца, ни луны, ни звёзд. Как только услышит пение девушек, сейчас же подлетает неслышно, выбирает что ни на есть краше, обвивает её шею зелёным чешуйчатым хвостом и уносит неизвестно куда. Ни одна из девушек, которую он выбрал, не могла спастись от его объятий.