Виктор Поротников - Игорь Святославич

К удивлению всех троих, Кончак согласился с этим.

— Приятно еще сутки побыть великим ханом, — сказал он, распуская собравшихся.

Желая любой ценой вырвать Тайдулу из-под влияния Кончака, Тулунбай пригласил его в свой шатер, где вместе с Копти и Елдечуком принялся обхаживать слабовольного Тайдулу лестью и кумысом.

Елдечук подарил Тайдуле сорок кобылиц. Копти десяток верблюдов.

Упившегося кумысом Тайдулу уложили на повозку и отвезли в его становище.

На рассвете, едва собравшиеся в юрте совета расселись по своим местам, степь вдруг огласилась тяжелым топотом множества копыт. В юрту вбежал воин и сообщил, что прибыл великий хан Кобяк с пятью тысячами своих батыров.

— Скажи хану, что я буду рад видеть его в юрте совета, — сказал Кончак.

Воин с поклоном удалился.

Если Тулунбай и Копти еще ни о чем не догадывались, как и многие беки, то Елдечук сразу все понял. Кобяк не зря прибыл сюда со своими воинами: это поддержка Кончаку.

Едва Кобяк занял почетное место гостя, как тон Кончака резко переменился. Он заявил, что остается великим ханом, исполняя волю духов-предков, но из уважения к традиции готов провести голосование.

Из присутствующих лишь половина отдали свои голоса за Кончака, для решающего перевеса не хватало всего одного голоса.

— Клянусь небом, я появился вовремя, — с улыбкой заметил Кобяк. И проголосовал за Кончака.

Никто из беков не осмелился выказать недовольство таким нарушением обычая: хан из другого колена половцев не имеет права голоса на таких съездах. Промолчали и ханы, видя, что Гза и Чилбук с одобрением восприняли поступок Кобяка.

Елдечук покраснел от негодования, но тоже смолчал: сила Кобяка известна. Столько сабель, сколько у Кончака и лукоморского хана, нет ни у Елдечука, ни у Тулунбая, ни у Копти, вместе взятых.

Так хан Кончак сумел продлить свою власть над донскими половцами.

Миновал год с той поры, как сбежала Изольда из Чернигова вместе с Вышеславом, но не пришло к Олегу успокоение. Одержимый одной целью, одним жгучим желанием, он продолжал науськивать своих людей, веля им повсюду отыскивать следы беглецов, рассылал по городам и селам соглядатаев. Бренка Олег отстранил от поисков, видя, что тот плохо справляется.

Опальный воевода теперь жил в своем загородном тереме среди лесов и пустошей.

Однажды Олег получил известие от верного человека, который будто бы видел сбежавшую Изольду в Курске.

Олег заперся с соглядатаем в своих покоях и выспрашивал его: где он видел беглянку? Как она была одета? Был ли с нею Вышеслав?

Соглядатай, которого звали Мерец, старательно отвечал на вопросы князя, которому служил не за страх, а за совесть.

— Как одета была? В платье была одета, длинное до пят. На голове повой. А Вышеслава рядом с ней не было.

— Какое на ней было платье? — допытывался Олег.

— Обычное, — пожал плечами Мерец, — в таких небогатые горожанки ходят.

— Цветом какое?

— Белое с голубыми узорами на рукавах.

— И повой был белый?

— Нет, голубой.

— Что еще ты заметил на ней?

— Бусы на ней были в два ряда красного цвета, княже.

— Волосы разглядел?

— Нет, княже. Из-под повоя волос было не видать. Зато я лицо разглядел.

— И что? Думаешь, она?

— Она, княже! Другой такой на всем белом свете нет!

— Это верно. — Олег вздохнул. — Другой такой нигде не сыщешь.

— Я проследил, княже, откель она вышла и куда зашла, — продолжил Мерец. — Может, в том доме и Вышеслав обретается. Дом на отшибе стоит, почти у самой городской стены.

— Коль твоя правда, Мерец, отсыплю тебе серебра, не пожалею, — обрадовался Олег. — Нынче же отправлю дружинников в Курск.

Отряд из Чернигова, в котором находился и Мерец, живо домчался верхом на конях до Курска.

Однако воевода, посаженный в Курске новгород-северским князем, не впустил Олеговых дружинников в город.

— Сей град принадлежит господину моему Ярославу Всеволодовичу, и гридни черниговского князя не имеют права шастать в нем как у себя дома! — заявил воевода.

Дружинники ни с чем воротились в Чернигов.

Взбешенный Олег послал боярина в Новгород-Северский, наказав ему пристращать князя Ярослава.

— Я выше твоего сижу, а потому умерь свою гордыню, брат. Я за своим в Курск людей посылал, твоего мне не надо. Не захочешь добром со мной разойтись, так я возьму Курск силой, а воеводу твоего на воротах повешу! — пригрозил черниговский князь устами своего боярина.

Ярослав Всеволодович ответил двоюродному брату письменно.

«Уж и не знаю, в какую сторонушку бежать от гнева твоего, любезный брат, — было написано в послании. — Уж так-то высоко вознесся ты надо мной, что мне, наверно, надо бы в ноги тебе пасть и о прощении молить. Да вот незадача. Хоть ты и черниговский князь, и сидишь выше моего, а ноги твои, как и мои, тоже по грешной земле ступают. И думается мне, брате, что лучше бы тебе гоняться за честью воинской и богатством, нежели за какой-то беглой рабыней.

Ведь Иисус сказал: кто с женой не разведен и жаждет тела другой, тот прелюбодействует. Задумайся над этим, брат. И не позорь свою княжескую шапку постыдной страстью!»

Олег, прочитав грамоту Ярослава, разорвал ее в клочки, тут же написал ответ и отправил с гонцом в Новгород-Северский.

Ярослав, развернув послание Олега, прочел там всего одну строку:

«Иисус сказал также: я принес не мир, но меч!»

Манефа, видя, что Олег собрался в поход на Ярослава, укоряла:

— Из-за чего свару затеваешь? Из-за беглой рабыни! Постыдился бы, князь черниговский!

Но Олег не слушал.

Черниговские полки скорым маршем устремились на Курск.

Ярослав, не мешкая, послал гонцов в Киев к брату Святославу.

«Поспешай ко мне на подмогу, брат, — писал Ярослав. — Коль братья Олеговы выступят против меня вкупе с ним, мне их не перемочь».

Покуда Ярослав собирал войско, черниговцы уже обступили Курск.

Воевода Судислав, сидевший в Курске, затворил ворота.

Вскоре подошла дружина Ярослава.

Два князя, одетые в кольчуги и шлемы, сошлись для разговора на виду у своих войск.

Олег в свои тридцать восемь лет был грузен и неповоротлив, отцовская порода с годами все больше брала в нем верх: огромные руки без особых усилий могли согнуть подкову. От матери-половчанки он унаследовал желтые, как солома, волосы. От отца-русича — голубые глаза и мясистый нос. Широкое лицо казалось еще шире благодаря густым усам и кудрявой бороде, шлем сверкал позолотой.

От этого шлема Ярослав не мог отвести жадных глаз, так приглянулись ему чеканные львы на нем и заворожило сверкание благородного металла, коим было украшено очелье с глазницами и заостренный верх. До злата охоч был князь Ярослав.