Михаил Казовский - Топот бронзового коня

Муж ответил:

- Значит, суждено. Я, по крайней мере, сберегу дом, тебя и детей от погрома и от пожара.

- Но ведь не ценой жизни?!

- Может, и ценой. Над собою не властен. Рок меня влечёт. - И шагнул к восставшим.

Те возликовали и, подняв Ипатия на руки, понесли по Месе к форуму Константина.

Между тем молодчики Оригена с лёгкостью перебили немногочисленных стражников, охранявших вход во дворец Плакиллианы и, ворвавшись внутрь, завладели всеми палатами. В тронном зале обнаружили золотую цепь василевса, надеваемую им на шею во время приёмов, и послали её вместе с несколькими бравыми мечниками навстречу Ипатию, дабы церемония утверждения нового монарха выглядела законно. Эта делегация обнаружила основную массу мятежников на форуме Константина: все толпились вокруг колонны, наверху которой возвышалась статуя Константина Великого, окрестившего некогда Восточную Римскую империю и провозгласившего греческий Византий новым Римом, дав ему собственное имя - Константинополь. На ступеньках колонны рядом с Оригеном находился Ипатий - несколько растерянный и поэтому довольно неубедительный. Ориген вещал:

- О народ Романии, о, достойные горожане! Вы согласны провозгласить новым императором сына родной сестры Анастасия Дикора от её мужа патрикия Секундина - кира Ипатия?

- Да, да, согласны! - одобрял народ. - Аugustе, Аugustе! Тu vincas!

Подоспевшие мечники передали сенатору золотую цепь из дворца Плакиллианы. По обычаю, новому автократору полагалось возложить на голову диадему, но поскольку таковой не имелось у восставших, Ориген возложил на Ипатия золотую цепь. А толпа взревела от радости, обретя собственного лидера: стае необходим вожак, без его приказов стая превращается в стадо и не знает, к чему стремиться.

- Говори! Говори! - слышались призывы к племяннику Анастасия. - Мы тебе внемлем!

Он откашлялся, покраснел и обвёл народ испуганным взором. Глухо произнёс:

- Добрые ромеи! Благодарен за честь, оказанную мне. Обещаю править вами разумно, руководствуясь теми законами, что достались нам по наследству от Великого Рима!

- Vivat! Vivat! - согласились константинопольцы.

- Но для этого надо, чтобы мы смогли оказаться в Большом дворце. Есть ли сила в вас? Есть ли в вас решимость?

- Есть! Есть! - подтвердили сограждане.

Неожиданно слово взял Ориген. Он воскликнул:

- Стойте, господа! Я хочу удержать вас от поспешного шага. Штурмовать дворец без особой подготовки рискованно. Там засели верные Юстиниану войска - под началом Мунда и Велисария. Мы должны разработать чёткий план и к тому же переманить часть гвардейцев - это нелегко, но возможно. Призываю вас идти теперь во дворец Плакиллианы - он в руках наших, там устроим штаб и оттуда поведём народ на решающий бой! А когда дело будет кончено, прежний автократор повержен, мы переведём его величество Ипатия Первого в Хризотриклиний и заставим патриарха провести церемонию благословения на царство.

Но восставшие требовали немедленных действий:

- На дворец! Смерть Юстиниану! Прочь неверного с трона! Vivat! Vivat!

Ориген пытался их утихомирить, но его не слушали. Подхватив Ипатия, понесли прямо к ипподрому, беспрестанно выкрикивая величальные и воинственные лозунги. Хлынули к кафисме, и стоявшие по её бокам гвардейцы присоединились к толпе, что прибавило мятежникам радости.

- На дворец! Смерть Юстиниану! - повторяли они.

Осторожный Ипатий предпочёл разведать общую ситуацию. Подозвав евнуха Ефрема, после бегства Прова перешедшего на службу к среднему брату, поручил войти во дворец и узнать, что там происходит. Тот, перекрестившись, отправился.

Он сошёл с кафисмы по лестнице, примыкавшей снизу к галерее Дафны и по форме напоминавшей улитку (Кохлия), и вошёл в ворота из слоновой кости. Здесь его остановили гвардейцы:

- Кто такой? Что надо?

Секретарь ответил: послан своим хозяином Ипатием, находящимся на кафисме и едва удерживающим народ от штурма. Из-за спин гвардейцев вышел Нарсес, облачённый в тогу пепельного цвета, и спросил негромко:

- Хочешь либр золота, Ефрем?

У доверенного лица нового монарха пробежали по телу мурашки от вожделения. Ведь на эти деньги можно было выстроить целый особняк! Разлепив губы, прошептал:

- А за что, за что, кир Нарсес? За какие мои заслуги?

- Ты вернёшься к бунтовщикам и заявишь твёрдо, что не видел во дворце никого, все давно сбежали, и идти на штурм нет необходимости.

Посмотрев на него затравленно, порученец выдохнул:

- Но ведь я могу взять золото и сказать иначе?

- А тогда мы тебя повесим вместе с твоим Ипатием. Если скажешь так, как велено, сохранишь себе жизнь и деньги.

- Можно мне подумать?

- Думай, но быстрее.

А пока Ефрем размышлял, армянин тайно встретился с Флором и другими несколькими всё-таки верными Юстиниану венетами и раздал им тоже немало денег - чтобы те переманили на сторону законного императора собственных сторонников, уведя их из цирка заблаговременно. Царь потратил на подкуп более пятидесяти либр, но не пожалел бы и больше, лишь бы удержаться у власти.

Положение оставалось крайне шатким - люди прибывали на ипподром и готовы были идти на приступ. Все гвардейцы, охранявшие Халку, Кохлию и кафисму, перешли на сторону митингующих, и дворец лишился внешнего караула.

В Хризотриклинии император продолжал совещаться со своим окружением. Он уже не сидел, а ходил вдоль стола, морщась каждый раз, как из окон, даже зашторенных, доносились выкрики: «Смерть Юстиниану! В Цезари - Ипатия!» Круто повернувшись к сенаторам, самодержец спросил:

- Бьёмся до последнего или убегаем?

Гермоген ответил:

- Нет, сдаваться нам не к лицу. Надо выстоять.

- А сумеем ли? Может, отступить и, собравшись с силами, предпринять затем завоевание города по всем правилам стратегии и тактики?

Велисарий сказал:

- Так намного сложнее. Надо действовать здесь и сейчас.

- Ты даёшь гарантию, что твои и Мунда войска совладают с этой оравой?

- Я и Мунд постараемся. Но гарантии даёт только Бог.

Отмахнувшись, самодержец вновь прошёлся вперёд и назад, мрачно приказал:

- Говори, Варсима. Что ты предлагаешь? Только коротко.

Пётр отозвался:

- Если коротко, то - бежать. Корабли готовы, и верхом до них мигом доскачем.

Автократор посмотрел на другого Петра - Патрикия:

- Ты согласен, да?

Тот склонился подобострастно:

- Редкий случай, когда согласен. Бережёного Бог бережёт.

У Юстиниана снова задёргалась правая щека:

- Стало быть, бежать… Жалко!… Невыносимо!…

Вдруг из-за колонны, где была потайная дверца, появилась императрица. Шла она в царском одеянии - диадеме с подвесками, бархатном оплечье, усыпанном крупными драгоценными каменьями, и в плаще с золотым шитьём по нижнему краю. Щеки её пылали, а глаза были цвета бушующего моря.