Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

— Поверьте, государыня, издали виднее, — сказал он. — Ежели чему суждено сбыться, то оное сбудется без больших усилий со стороны вашего величества. Когда нарастает гроза — ни предотвратить, ни ускорить ее мы не в силах. А гроза неминуема. Вам лучше всего переждать, не устремляясь грозе навстречу.

После этой беседы у Екатерины вошло в обыкновение советоваться с Федором Волковым в особо затруднительных случаях.

После похорон Елизаветы оба Волковы из «траурной комиссии» перекочевали в «комиссию дворцовых убранств».

С наступлением весны Петр с двором переселился в свой веселый Ораниенбаум. В этой своей любимой резиденции, еще в бытность наследником престола, он перестроил старый дворец по плану архитектора Минальди. Этим же архитектором был сооружен великолепный оперный театр в итальянском вкусе, где подвизалась особая итальянская опера-балет под управлением капельмейстера Манфредини. Здесь начались нескончаемые пиры, парады, экзерциции и странные игры на открытом воздухе, где силе, расторопности и ловкости отводилось не последнее место.

Роль хозяйки при дворе императора играла Елизавета Воронцова, носившая среди членов дипломатического корпуса кличку «селедочница», а среди своих соотечественников именовавшаяся ласково «кухаркой».

Императрице Екатерине было определено пребывание в Петергофе, в парковом павильоне, называвшемся «Монплезир». Она была окружена многочисленным штатом соглядатаев, следивших за каждым ее шагом. С наступлением вечера в опасных уголках парка, по всему Петергофу и в его ближайших окрестностях дежурили вооруженные пикеты, неся службу по охране императрицы от всяких случайностей.

Чудачества императора заставляли сомневаться в состоянии его умственных способностей. Указы и законы издавались без счета, во всякое время, между кутежами и парадами и без счета же уничтожались или заменялись другими, часто без отмены изданных ранее.

Вернувшиеся из ссылки бывшие руководители судеб России — Бирон и Миних — осторожно приглядывались к этому веселому содому, не зная, куда определить себя. Когда прибыл полномочный министр Фридрих II Гольц с условиями мира и союза между двумя «венчанными братьями» и когда Петр подписал эти условия почти не читая их, основное направление политики нового императора как будто начало проясняться: Петр желал перейти под просвещенное покровительство великого короля. Такая перспектива понравилась немногим. Даже среди членов немецкой партии начали проявляться признаки растерянного недоумения.

Кое-кто из самых близких советников Петра начал озираться по сторонам, выискивая лазейку на случай окончательного помешательства императора. Были и такие, которые злорадно и всеми средствами стремились приблизить момент этого помешательства. Петр со всеми был неумышленно груб и бестолково заносчив. Ряды его сторонников редели.

В июне Орловым стало известно о странной позиции, занятой Никитой Паниным по отношению к Екатерине. В кругу своих старых «интимных» друзей, к которым не принадлежали ни Разумовские, ни Шуваловы и никто из орловской молодежи, он начал проводить мысль о полезности для государства переворота в пользу малолетнего Павла и установления регентства «кого-либо из близких к нему лиц», только не Петра или Екатерины, которые должны были быть высланы за границу. Этот план, получивший известность лишь в форме смутных слухов, сразу нашел немало тайных сторонников среди старой чиновной знати, не исключая Миниха и Бирона.

Олсуфьевы жили на даче или, вернее, на ферме, в трех верстах от Петергофа. Елена Павловна находилась почти постоянно при Екатерине, отлучаясь только к отцу на дачу, где имела регулярные свидания с Федором Волковым или с кем-нибудь из компании Орловых. Через них она узнала о плане Панина.

Вернувшись в «Монплезир», Елена Павловна стала искать удобного случая сообщить императрице об этих слухах.

Было около полудня, и стоял очень жаркий день. Встретив Олсуфьеву в галерее, императрица сказала ей:

— Хорошо, что вы здесь, дорогая моя. Я просто задыхаюсь от духоты. Мы должны с вами выйти на воздух, на ветерок, и посидеть где-нибудь в тени.

Императрица взяла Елену Павловну под руку. Они прошли несколько шагов по направлению к заливу, где и сели на прибрежном камне в тени одинокого развесистого дерева.

Екатерина была сильно взволнована.

— Вы знаете, дорогая, меня хотят разлучить с моим сыном? Разлучить навсегда.

— Я слышала об этой нелепости, государыня, и не советую вам придавать ей серьезного значения. Ведь ваше величество имеете в виду новый план Панина?

— Вот видите! Значит, об этом знают уже все? — воскликнула Екатерина.

— Чем глупее какой-нибудь слух, тем скорейшее он получает распространение, государыня. По нашим сведениям, это всего-навсего лишь болтовня, которая не имеет под собой никакой почвы и свидетельствует лишь о тайных честолюбивых замыслах человека, с именем которого этот план связан. От кого, ваше величество, осведомились об этом?

— Увы! От княгини Дашковой, этого моего несчастия и вестника печали.

— Тогда государыня не удивится, узнав, что и наша осведомленность идет из того же источника. Это указывает на то, что княгиня не прочь от двойной игры, если она уже не ведет ее давно. Зная характер княгини, я этому не удивлюсь. Главная ее цель — играть видную роль, а в какой игре — это ей безразлично.

Екатерина подумала.

— В ваших словах, дорогая, есть какая-то доля правды. Во всяком случае, княгиня мне не внушает большого доверия. Тем любезнее и предупредительнее я вынуждена вести себя с нею.

После минутного молчания Олсуфьева сказала:

— Ваше величество должны быть совершенно освобождены от опеки этой особы и ее докучающего и вредного внимания.

— Да, но как это сделать?

— Я беру на себя устроить это через посредство известных вам лиц. Княгине должна быть предоставлена важная с виду роль, но такая, которая отдаляла бы ее от действительного хода событий. Эта мысль уже высказывалась кое-кем из людей умных и предусмотрительных. Княгиня будет играть видную роль, но не в основной пьесе, а во вводной интермедии. Если позволите, государыня, я переговорю об этом от имени вашего величества с Григорием Орловым.

— Охотно, дитя мое. Только мне не совсем ясна эта ее будущая роль.

— Княгиня должна быть введена в наш кружок, где ей будет поручена такая масса пустых и не идущих к делу обязанностей, которая не оставит ей времени заниматься ничем другим. Каждый ее шаг будет на виду, каждая встреча с кем бы то ни было будет контролироваться. Мы не должны ни на час выпускать ее из поля зрения и будем изображать ей наше дело, как нечто весьма отдаленное, требующее длительной подготовки. Это избавит ее от необходимости спешить, если она действительно работает на двух хозяев, и мы, конечно, сумеем предупредить ее, выполнив наши планы.