Розмари Черчилл - Дочь Генриха VIII

Бесс теперь с трудом шла сама, не поддерживаемая больше сильными руками. Лицо ребенка было пергаментно-бледным от усталости, под ее полузакрытыми глазами залегли темные круги, а ее шлейф беспомощно тянулся позади. Ни минуты не колеблясь, Мария покинула свою процессию и, твердо взяв Бесс за руку, поддерживала ее все время, пока они добрались до королевской прихожей.

Здесь на своем ложе все еще прямо сидела королева, хотя краска сошла с ее лица и она иногда вздрагивала. В течение последних трех часов ей пришлось в одиночку выдерживать напряжение, связанное с нахождением в шумной компании Генриха, и даже теперь она не могла насладиться покоем и отдыхом. Ее усталые глаза болели от света факелов, а в раскалывающейся голове дрожал беспрестанный рев фанфар.

Принц Эдуард сначала был представлен королю, который благословил его дрожащим от волнения голосом, а потом передал в руки Джейн. Она плотно прижала к себе ребенка сильным охранительным жестом, который был вовсе нехарактерен для ее обычно уравновешенного поведения. Непохожим на нее был и взгляд, исполненный отчаянной надежды, когда она посмотрела на сына, шепча: «Мой маленький Эдуард… Пусть Господь защитит и сохранит тебя от всех напастей».

Десятью днями позже королева ушла из этой жизни так же тихо и незаметно, как и жила в ней. Перед тем как лицо ее закрыли покрывалом, Генрих наклонился, чтобы поцеловать его, подарив ей то, в чем отказывал своим предыдущим женам, — полностью заслуженные, идущие из глубины души слезы.

Опечаленная Мария незаметно ускользнула в другое крыло дворца, где были апартаменты Эдуарда, окруженного и опекаемого целым штатом слуг. Она встала на колени у его колыбели и, чувствуя, как слезы, подобные летнему дождю, льются потоками из ее глаз, оплакивала свою мачеху, чье нежное участие так много сделало для нее. Ребенок зевнул, обнажив крохотную розовую пещерку рта, и Мария почувствовала слабость во всем теле от любви к нему. Ах, если бы он был ее собственным ребенком!

Эдуард продолжал безмятежно спать, пребывая в счастливом неведении, что из всех богатств, которые окружали его уже сейчас, и из тех еще больших, которые ждут его впереди, он только что потерял самое бесценное.

Через несколько часов король отъехал в Виндзор, взяв с собой только нескольких придворных. Болезнь и смерть стали проклятием всей его жизни. Он должен убежать от ужасающего покрова печали, скорбного молчания, опустившихся на Хэмптон-Корт.

На Марию была возложена печальная обязанность организации похорон королевы, а через три недели ей предстояло сопровождать впечатляющую похоронную процессию в Виндзор в качестве главной плакальщицы.

Утро было туманным и дождливым. Слезы короля смешивались с потоками воды, ручьями стекавшей с его шляпы. Никогда, твердил он себе, ни один мужчина не имел такой жены. Джейн была слишком хороша для этой жизни.

За это короткое время она для него облачилась в мантию святой. Ей не может быть замены, и все же… все же…

По мере того как миля за милей оставались позади, Генрих все больше убеждался в том, что она никогда не пожелала бы, чтобы он навеки нес двойной груз покинутого короля и мужа. Он может прожить еще долгие годы. Неужели он осужден провести их в одиночестве?

К тому времени когда они подъехали к воротам Виндзора, совесть короля уже подсказывала ему, что его безрадостной обязанностью после окончания траура будет найти себе другую супругу для блага страны. Он доказал свою мужскую силу, зачав здорового сына; он должен жениться вновь, чтобы обеспечить младшего брата своему бесценному Эдуарду и еще больше обезопасить корону. Кромвелю придется заняться составлением списка подходящих женщин, молодых, сильных и красивых.

Но даже мастерства и изворотливости Кромвеля не хватило, чтобы обеспечить своего покровителя преемницей королеве Джейн. Страсть Генриха вспыхнула, когда ему описали прелестную Марию де Гиз, уже связанную брачным контрактом с его собственным племянником, шотландским королем Джеймсом. Он принялся обхаживать эту леди, посылая ей страстные письма. К его огорчению, она не проявила ни малейшего желания бросить своего нареченного ради его стареющего дяди, хотя ее семья и король Франции и позволили бы ей это сделать. Конечно, в Европе были и другие подходящие невесты, но все же послужной список короля Англии по части супружества вряд ли мог кого-нибудь заинтересовать, скорее, наоборот, он мог оттолкнуть.

Его первая жена была им брошена и, как до сих пор упорно поговаривали, сведена в могилу ядом. Вторая — безжалостно убита на плахе, а третьей пожертвовали ряди наследника престола. Как ни соблазнительна была корона Англии, даже самые бесчувственные родители сомневались, стоит ли приносить своих дочерей на алтарь капризов Генриха. Одна дама, включенная в кромвельский список возможных претенденток, имела безрассудство говорить сама за себя. Это была вдовствующая герцогиня Миланская, еще одна красавица, возбудившая воображение Генриха. Когда его эмиссары пришли к ней с конкретным предложением замужества, эта леди смело ответила:

— Я бы с удовольствием вышла замуж за вашего короля… будь у меня две шеи.

Таким образом, в течение двух лет Генрих волей-неволей оставался одиноким, мнимо безутешным вдовцом. Выбор его следующей невесты диктовался политическими соображениями. Он всегда старался подражать внешней политике Вулси, основывавшейся на сохранении баланса сил в Европе, что обеспечивалось созданием постоянного раскола между Францией и Испанией. И при этом Англия должна была оставаться в дружеских отношениях с обеими. Но в 1539 году император и французский король подписали договор о прекращении вражды между собой и, подстрекаемые папой римским, обратили свои агрессивные взгляды на Англию с ее королем-еретиком.

Сложилось положение, чреватое опасностью, ибо в случае вторжения Англия оставалась бы одинокой, да еще с Шотландией, грозившей ей с севера. Единственных союзников можно было найти в Германии, среди лютеранских княжеств, которые, естественно, стояли в оппозиции засилью католицизма. Кромвель поспешил организовать заключение договора о взаимопомощи с правителем Клевса, чье герцогство граничило с испанскими Нидерландами и, следовательно, было бы острым шипом, упертым в бок императору в случае войны. Для достижения этого Кромвель настаивал, чтобы Генрих связал себя брачными узами с семьей герцога Клевского. У того было две дочери — Амалия и Анна. «Обе, по слухам, весьма привлекательные и вполне достойные занять место вашей супруги», — елейно уверял короля Кромвель. Генрих бледнел при мысли о королеве-лютеранке, но его самолюбие уже и так достаточно пострадало от всех предыдущих отказов. Если эти принцессы хороши собой и сознают высокую честь, оказываемую их семейству, и к тому же если учесть, что двухлетнее холостяцкое положение тяжело давалось мужчине с горячей кровью… В конце концов в Клеве был отправлен Гольбейн, придворный художник, чтобы написать портреты Амалии и Анны, чтобы Генрих мог сделать выбор между их достоинствами.