Слав Караславов - Низверженное величие

— Что с тобой? — Она смотрела на него во все глаза.

— Неприятности…

— Я помогу тебе их забыть…

Они долго лежали рядом, не произнося ни слова. Все было как в первый раз. Ожесточенная любовь двух жестоких людей.

— Я хочу, чтобы ты был со мной на яхте.

— Когда?

— Завтра вечером.

— Ладно, посмотрим… — Помолчав, он добавил: — Не пойму, что тебя связывает с этим разжалованным…

— С кем? — не поняла она.

— С моим бывшим коллегой Филчевым…

— Все, что хочешь, кроме того, о чем ты думаешь…

— И что именно?

— Деньги, карты, яхта… Она принадлежит мне, а не Филчеву. Но все думают, что ему.

— А зачем тебе это?

— Потому что мы живем среди людей, у нас — общественное положение, репутация…

— Ну хорошо, а деньги? Какое отношение он имеет к твоим деньгам?

— Он к моим — никакого, я имею отношение к его деньгам… Но это длинная история.

— Может быть, все-таки расскажешь? — сказал он равнодушным тоном. Она кивнула.

Димитр Филчев оказался ее двоюродным братом. Ее девичья фамилия была — Филчева. Борис вспомнил об известном судье Филчеве. Он умер перед самым роспуском партий при весьма загадочных обстоятельствах во сне, на собственной вилле. Газеты много об этом писали. Рядом с ним была только его младшая дочь. После смерти отца она вынуждена была прервать учебу в Германии и вернуться на родину, так как братья и сестры собирались попросту ее ограбить. Об этом ей сообщил Димитр Филчев. И он не ошибся. Родственники хотели взыскать с нее стоимость ее обучения за границей. Только вмешательство князя Кирилла спасло ее от разорения. С князем она была давно знакома. Еще в последнем классе гимназии она стала его любовницей, но он быстро оставил Филчеву из-за неуравновешенности, из-за ее темперамента, свойственного «настоящей женщине». Это были ее слова, и Борис вспомнил, как она назвала его «единственным настоящим мужчиной», потому что он принял ее такой, какая она есть. Когда она почувствовала себя в безопасности, то попыталась возобновить старую связь, но Кирилл предложил ей только дружбу и даже пытался учить, как преуспеть в жизни. Например, позволять себе меньше вольностей, находясь с мужчиной в постели, и тому подобное… Она благодарила его за советы, но не могла идти против своей природы. Тем временем князь Кирилл по ее просьбе устроил разжалованного из армии Димитра Филчева на службу в общину города Кавалы. Одним словом, услуга за услугу. Брат нанял квартиру в доме самого богатого в городе человека — владельца небольшой верфи, двух магазинов, нескольких земельных участков и золота в слитках. Он был еврей. Сыновья его уехали в Америку перед тем, как начались гонения. И тогда Филчев обещал ему, что спасет его от выселения и даже переправит в Турцию со всем его золотом, если тот завещает Филчеву свою недвижимость. У еврея не было другого выбора, и он согласился на условия, поставленные квартирантом. Однако решил сделать последнюю попытку спасти свое имущество, обратившись с жалобой к властям города. На свою беду, он попал на Чанакчиева, сотрудничавшего с тайной полицией. Чанакчиев тут же смекнул, что это сулит большие барыши, и обратился за советом к Димитру Филчеву. Так они стали компаньонами. Фиктивная покупка недвижимости была совершена немедленно, а бывшего ее владельца отправили с первым же эшелоном выселяемых, и, разумеется, не в Турцию, а в сельские районы. Когда двоюродная сестра Филчева приехала в Кавалу, ее брат и господин Чанакчиев, новоявленные богачи, были уже законными наследниками солидного капитала. Женитьба Чанакчиева на сестре Филчева оказалась выгодной всем — имущество оставалось в руках одной семьи. Чанакчиев был старым холостяком, и ей не составило труда вскружить ему голову. Большая разница в годах тоже не явилась препятствием — муж есть муж, хоть и фиктивный. Уже в первый вечер он получил какую-то травму и больше претензий к супруге не предъявлял.

Рассказ госпожи Чанакчиевой не произвел особого впечатления на капитана. Он знал жизнь, знал и более трагичные случаи с еврейской недвижимостью. Сам он не испытывал никаких особых симпатий к сыновьям израилевым, удивила его только находчивость Филчева. Важно было другое — эта женщина теперь принадлежала целиком ему. Следовательно, и ее деньги будут в его распоряжении…

Полевые работы продолжались, и связь партизан с командованием зоны стала трудной задачей. Среди крестьян было немало переодетых полицаев, уже несколько партизан попали в их руки. Двое-трое спаслись, остальные погибли. И все же вести о положении в стране доходили до отрядов, разбросанных по всем горным районам Болгарии.

Дамян стал уже командиром бригады, и его партизаны участвовали в ряде операций. Одной из них был поджог немецкого склада, находившегося неподалеку от землянки. Это произошло в первые дни весны, когда уцелевшие бойцы отряда решили покинуть место зимовки. Все время, пока они находились в укрытии, Дамян с помощником комиссара думали об одном и том же — как оставить немцам хорошую память о себе. И вот они приняли решение, лишь только весна взбудоражила их шумом первой листвы, а лес уверил, что защитит их своей зеленой одеждой. Дорога возле склада была изрыта зимними водами и разворочена тяжелыми грузовиками. Из ближайших сел пригнали людей, чтобы привести ее в порядок. Во время работы они часто приходили к складу — там находилась старая каменная чешма. Немецкие часовые привыкли к тому, что народ ходит к источнику. Вначале они внимательно следили за теми, кто приходит за водой, но бдительность их скоро притупилась. Дамян решил этим воспользоваться и, перед тем как уйти из землянки, уничтожить склад. В сумерках несколько партизан отправились к чешме у складских ворот, остальные, перерезав проволочную ограду, вошли в редкий лесочек. Постовой на вышке ждал смены, а потому непрестанно смотрел в сторону караульного помещения, не видя, что делается у него за спиной. Выстрелы у ворот заставили его зарядить автомат, большего он не успел. Настигнутый партизанской пулей, он качнулся, схватился рукой за железные перила, пытаясь удержаться, и сполз на настил. Когда с него стаскивали автомат, огонь уже охватил караульное помещение, а помощник комиссара сидел в кабине тупорылого грузовика, стоящего у ворот склада. Ждали тех, кто клал взрывчатку под цистерны. Все произошло так быстро и так толково, что сами партизаны не могли поверить своей удаче. Немцы, по-видимому, не допускали и мысли, что партизаны могут осуществить подобную операцию на равнине, вдали от гор. Грузовик с вооруженными партизанами тронулся в путь, а небо долгое время еще озарялось взрывами цистерн, феерическими отблесками, придававшими какое-то странное оживление наступающей весенней ночи. Это было только началом расплаты за погибших партизан, знаком того, что товарищи их не забыли. И когда отряд вырос до бригады и пошли непрерывные диверсионные акты, такие всполохи стали привычным делом — неукротимую стихию теперь ничто не могло остановить.