Слав Караславов - Низверженное величие

Результатов, однако, не последовало, и это заставило князя активизировать действия войска и карательных рот. Они должны были делать свое дело независимо от басен премьер-министра. Князь Кирилл хотел как можно скорее задушить партизанское движение, обезвредить ятаков, добиться стабильности, но все больше убеждался в том, что одного желания тут мало. Все это нужно будет делать зимой, когда снега скуют действия партизан и сквозь голые деревья откроется хороший обзор. То, что произошло в Родопах, должно послужить примером для остальных воинских подразделений и полицейских частей. Нужно вселить страх во врагов государства. Вот чего хотел князь, на том же настаивали и другие регенты. Амнистия не решила этого вопроса. Багрянов может ввести в заблуждение только дураков.

У нового министра внутренних дел и здравоохранения профессора Станишева возникли неприятности с военным министерством. Решение о включении жандармерии в борьбу с партизанами было принято, но со снабжением, вооружением и пополнением личного состава дело обстояло из рук вон плохо. Солдаты либо не знали о жандармских привилегиях, либо просто не хотели идти в жандармерию. По численности она должна была достичь двенадцати тысяч человек, а набрали всего пять тысяч. Царящая всюду неразбериха влияла на положение вещей. Число подпольщиков росло с каждым днем, все больше людей уходило в партизанские отряды. Багрянов, начавший с хитрости, стал более решительным в своем намерении ликвидировать врагов государства. Отныне он рассчитывал только на армию. Полиции и жандармерии не под силу справиться с внутренней опасностью. Все эти вопросы не давали князю покоя.

Вначале заседания правительства происходили в Лесном училище, где жил Багрянов. Регенты приезжали туда, поскольку премьер-министр был болен. Когда он почувствовал себя лучше, генерал Михов высказал свое неудовольствие, что не пристало регентам таскаться к Багрянову. Станет задирать нос еще выше… Князь Кирилл поддержал Михова, а себе дал зарок не жить больше чужим умом. Заседать решили у Филова. Багрянов продолжал лавировать между суровой действительностью и своими фантастическими планами, стараясь угодить и левым, и правым. Все опасались разрыва отношений с Советским Союзом и в то же время продолжали мудрить с ответом на ноту. Решили открыть консульство только в Варне. Русский полномочный министр Кирсанов был поставлен в известность, но это мало кого успокоило. Напротив, страх перед будущим в правящей верхушке все нарастал…

Бесконечные разговоры, во время которых регенты и министры строили замки на песке и плели сети, в которых сами же и оказывались, очень раздражали князя. И сейчас он не выдержал, вышел подышать воздухом прохладного соснового бора. Бор темнел, как стена, огромные деревья таили в себе тишину неизвестности, холмы напротив терялись в синеватой дали, а из глубоких оврагов поднимался дух смолы и влажной земли. Князь стоял у ворот своей виллы и всей грудью ощущал присутствие леса. За оградой блеснул, поймав солнечный луч, штык часового, и это успокоило князя. Армия и полиция все еще охраняют его, часовые все еще на посту, иначе темный лес может принести немало неприятностей. Вести о сражениях не переставали поступать, действия партизан становились все более частыми и дерзкими. А леса, самой природой отведенные для отдыха и охоты, постепенно стали страшной угрозой.

Кирилл подошел к ближайшему дереву и оперся о ствол. Плечо почувствовало надежность опоры. Он оторвал сосновую веточку и стал жевать иглы. Горьковатый вкус напомнил ему одну женщину, которая любила заваривать чай из сосновых иголок. Она пила его без сахара, и князя удивила эта прихоть. С ней, между прочим, все было не так, как с другими. Это была единственная женщина, которой он старался избегать. Ненасытная, истеричная, в конце концов он стал бояться ее. Снова он встретился с ней во время своего пребывания в Беломорье, но теперь она была замужем, и это спасло его до некоторой степени от ее неуравновешенных ласк. Кирилл близко познакомился с ней в последних классах гимназии. И когда она уехала учиться за границу, с облегчением вздохнул. После ее возвращения между ними осталась обычная дружба, несмотря на то что красота женщины на каждого производила немалое впечатление. В Кавале он застал ее уже госпожой Чанакчиевой. Ему было приятно ее общество, нравилось слушать ее остроумную, ироничную речь, но он все же не решался принять ее у себя. Однажды, правда, поддался слабости, но больше себе этого не позволял. Оказалось, что она стала еще более несдержанной. Что-то хищное, бесконтрольное было во всем ее поведении. И все же он помнил горьковатый вкус чая, который она заваривала на его холостяцкой вилле в Чамкории.

Князь выплюнул отдающие горечью иголки, вытер платком обветренные губы и обернулся. Два регента и Багряное стояли на лестнице и, по-видимому, заканчивали разговор. Министр Драганов, заменивший в новом правительстве Шишманова, размахивал каким-то свертком. Его возмущало, что Бекерле остался недоволен ответом на советскую ноту. Драганов долгие годы был полномочным министром в Берлине, хорошо знал положение вещей в Германии и весьма скептически относился к уверениям немцев в своей победе. Он не скрывал этого и от их представителей в Болгарии, часто вызывая у них гнев. Драганова нельзя было заподозрить в неуважении к немцам, он всегда был их поклонником, и князь Кирилл знал это — значит, и слепые стали прозревать и не могли простить себе прежней недальновидности. Драганов, Багрянов и регенты подошли к князю Кириллу, и он почувствовал, что они на что-то решились.

Драганов начал первым.

— Ваше высочество, должен заявить, — сказал он, явно сдерживая себя, — что пора нам начать думать о себе. Сами немцы пытаются что-то изменить, а мы все боимся…

Это «что-то изменить» заставило князя вспомнить о генеральском заговоре и недавнем покушении на Гитлера, но он не был уверен, что именно это имел в виду министр иностранных дел…

— Объясните, пожалуйста, господин Драганов, что значит ваше «а мы все боимся»?..

— Это значит, Ваше высочество, что положение очень осложнилось. Турция уже разорвала дипломатические отношения с рейхом… С нами — еще нет, но это может произойти… Немецкая армия с каждым днем все больше сокращает фронт, и нам следует проявить определенную самостоятельность в действиях…

— И что вы предлагаете, господин Драганов?

— Начать откровенные переговоры с Лондоном и Вашингтоном, — поспешил пояснить Филов.

— Господин Филов несколько утрирует, Ваше высочество. Я предлагаю обратиться с просьбой к фюреру, чтобы он разрешил нам принять ряд мер для защиты нашей страны. Или мы будем и дальше сидеть сложа руки…