Ян Дрда - Знамя

Рассказы

— У нас в Подлесье, — начал свой рассказ пятидесятилетний шахтер Йозеф Хоура, один из лучших забойщиков на козьегорских шахтах, — у нас в Подлесье этих Хоуров, что собак. И большинство, конечно, — шахтеры. По этому поводу люди давно уже шутя (а кое-кто и серьезно!) поговаривают, что нужно переименовать поселок: пусть он, дескать, так и называется — Хоуров. Но нам, видите ли, нравится наше Подлесье. Подлесье! Самое это слово напоминает о смолистой хвое… И лес у нас действительно рядом, он начинается сразу же за домами. Да какой лес! Пожалуй, и на краю света не сыщешь такого. Тут тебе и густой-прегустой ельник, и дубовая роща, и буковая… Одним словом — рай земной да и только, как говорит наш папаша. Я сам, товарищ, хоть и провожу полжизни под землей (весь род наш, как известно, шахтерский), а больше всего люблю этот лес. Поднимешься, бывало, из шахты — и скорее в лес. Солнце уже низко, время идет к вечеру, а ты растянешься где-нибудь в зарослях, у ручья, и лежишь. Воздух пахнет травами, смолой, прошлогодними листьями… Так и кажется, чорт возьми, что весь мир принадлежит тебе. А тут еще дрозды покрикивают: «Ойдана, ойдана!» И вокруг вьется вся эта лесная мелюзга — славки, щеглы, малиновки. Но куда там!.. Разве у меня хватит слов, чтобы описать вам все по-настоящему? И что это я разболтался о лесе? Я же хотел рассказать о Хоурах.

Так вот, для того чтобы их можно было отличить друг от друга, у каждого из Хоуров имеется свое прозвище. В крайней хате, например, живет у нас Хоура-стрелок… Стрелком-то, правду говоря, был его дедушка — тот любил поохотиться в горах, нынешний же Хоура — почтальон, но порядка ради и его продолжают называть стрелком. Есть Хоура жадный, Хоура верхний и нижний.

Есть Хоура-пастух, хотя он работает на шахтах кузнецом. И Хоура-кузнец, который как раз не кузнец, а сапожник…

Впрочем, для того чтобы перечислить всех, мне пришлось бы, пожалуй, говорить до утра. Я уж лучше сразу расскажу о своем папаше, о том самом, кого вот уже многие годы называют в поселке Хоура-знаменосец. В нынешнем году ему стукнуло семьдесят семь, нашему старику. Неплохой возраст для шахтера, не правда ли? Не подумайте, однако, что это какой-нибудь дряхлый, беспомощный старец. Какое там! С тех пор как у нас в Подлесье организовано охотничье общество, он, например, стал работать в лесничестве. Каждый день бродит по лесу со своей двустволкой. Когда-то он много дел натворил с этим ружьем! Как же, ведь наш папаша был самым отчаянным браконьером в области — это, значит, еще при графах, в старину. Всякий раз, как из лесу доносилась особенно жаркая пальба, люди в поселке говорили: «Черт возьми, ну и палят сегодня! Это уж, наверно, Хоура…»

Но никогда ни одному лесничему не удавалось его поймать: папаша знает лес лучше, чем сто лесничих. И вот, посмотрели бы вы на него сейчас! Главный начальник лесничества частенько говорит ему: «Хоура! На вашем участке настоящий порядок. Просто хоть на выставку…» Недаром говорят, что именно из браконьеров получаются лучшие лесничие. Но что касается нашего старика, то тут дело в другом. Он ведь и браконьером-то был, в сущности, только потому, что не соглашался признать господ настоящими хозяевами леса.

«Леса принадлежат всем, а господа только украли их у нас», — так толковал он покойной мамаше, когда та еще в молодости умоляла его покончить с браконьерством. И вот, смотрите-ка, леса теперь действительно принадлежат всем, и папаша по праву хозяйничает в них. Ох, как он не терпит браконьеров! Ну для них он сущая гроза… Если ты честный трудящийся, зачем тебе браконьерство! Запишись в наше общество и участвуй в охоте как полагается. Но не обкрадывай республику, потому что теперь страна принадлежит мне, тебе, трудовому народу, и никакому негодяю мы не позволим ее обворовывать… Вот как он рассуждает, наш старик. Ну, а если среди нарушителей попадется ему какой-нибудь молодчик из сельских богачей, еще не утерявший своей спеси, то уж берегись. Тут уж, голубчик, со стрельбой будет навсегда покончено.

Но как он ухаживает за животными на своем участке, наш папаша, просто посмотреть приятно… Каждый день, в любую погоду, хоть бы снег был по пояс, но непременно пойдет проверить, приготовлена ли еда, все ли как надо сделали помощники. И как он строго следит за тем, чтобы для охоты из стада серн выбирали лишь самых слабых!.. Это не то, что прежде, когда охотники били всех подряд. Когда же фазаньи самки сидят на яйцах, честное слово, папаша сам ходит вокруг, как наседка, — все тревожится, чтобы не подобралась какая-нибудь бродячая кошка или куница… Но я все отвлекаюсь и отвлекаюсь от главного… Почему же все-таки нашего папашу называют Хоура-знаменосец?

Дело в том, что долгие годы папаша был знаменосцем. Сначала в рабочем кружке, а позже в организации социал-демократов, когда такая появилась у нас. Все это было еще до первой мировой войны. И каждый, кто видывал тогда нашего папашу, рассказывает, что не встречал более представительного знаменосца: флаг в руках — это ведь не палка, с которой идут в лес за орехами, и не церковная хоругвь, что свободно колышется над головами. «Наш красный флаг, — частенько говаривал папаша, — это вещь дорогая, священная. Его красный цвет — это пролитая рабочая кровь. С красным флагом, голубчик, ты должен держаться так, словно идешь в бой, чтобы зажечь сердца тех, кто шагает вслед за тобой. Ты должен быть, как живое изваяние: голова поднята, взгляд устремлен вперед, шаг твердый и четкий, хотя бы жандармы стояли перед тобой. И руки твои должны чувствовать, что они держат именно флаг. Нельзя допустить, чтобы он висел безжизненно и нескладно, словно пиджак на вешалке. Не-е-т! Он должен свободно развеваться по ветру, так, чтобы сами собой образовались красивые складки, так, чтобы красный шелк казался живым, как огонь, как кровь…

Так вот, в продолжение двадцати лет папаша на демонстрациях, на праздновании Первого мая шел впереди с красным рабочим флагом в руках. Сколько раз гонялись за ним жандармы, сколько раз упрятывали его в тюрьму!.. Но никому не удавалось выхватить из его рук красный флаг. И сейчас еще, например, вспоминают ребята, как в восемнадцатом году, когда шахтеры провозгласили в нашем городке республику, папаша прошел с флагом сквозь целый кордон солдат (одни чужаки, говорят, были эти солдаты) и увлек за собой всех, кто струсил было при виде винтовок. А в двадцать первом году, после того как мы, Хоуры, пошли за Третьим Интернационалом и порвали с социал-демократами, у папаши пытались отнять флаг…

Двадцать лет этот флаг находился в нашем доме. Папаша ни за что не соглашался оставлять его в помещении союза — в трактире.