Вадим Каргалов - Даниил Московский

Михаил Ярославич говорил:

— Князь Андрей опасен коварством. По всему известно, он Орду на Русь наводит, а те грабежом промышляют.

— Я Юрия в Орду направил, авось Тохта от Андрея отвернется.

— Не думаю, у великого князя в Орде немало доброхотов. Однако согласен, брате Даниил, надобно Андрею Александровичу сообща противостоять; коль он пойдет на Москву либо на Переяславль, перекроем ему дорогу нашими дружинами. Нам бы раньше, когда он против Дмитрия Александровича злоумышлял, единиться.

Даниил головой покрутил:

— Обманулся я, брате Михайло. Ужли мог помыслить, что за Дмитрием на других князей замахнется Андрей.

— И то так. Дмитрия в смертных грехах обвинял, нас против великого князя настроил, овцой прикидывался, а обернулся серым волком.

Даниил вздохнул:

— Ноне, казнись не казнись, а нам друг за дружку горой стоять.

— Когда Юрий из Орды воротится, гонца пришли.

— Незамедлительно. Я сам сына жду не дождусь.

— Чую, великий князь первым делом на княжество Переяславское замахнется, ан не дозволим ему разбойничать…

Держали князья ряду один на один, а как солнце коснулось дальнего леса и начало темнеть в гриднице, холопы зажгли факелы, позвали бояр. На длинные столы выставили еду: мясо вареное и жареное на дощатых подносах, рыбу всякую, окорока копченые, пироги подовые с грибами и ягодами, мед хмельной и пиво. Шумели бояре, славя своих князей, а первым кубком помянули Александра Ярославича Невского и тверского князя Ярослава Ярославича, жизнью своей прославивших землю Русскую.

С отъездом Олексы опустел Дарьин домик. Только теперь поняла она, что не гостем хотела бы видеть гридня, а хозяином. Часто вспоминала, как, являясь, Олекса вешал на колок, вбитый в стену, кафтан и шапку, сразу же находил своим рукам дело: то забор поправит, то навес над сенями смастерит, а то и дров наколет. И все у него так ловко получалось.

Дарья дни считала, когда Олекса вернется, и по всему получалось, коли все добром будет, ждать надо к концу лета.

А Москва жила прежней жизнью. Начало дню возвещал колокольный звон с деревянного храма Успения, что в Кремле, рядом с княжьими палатами. При ударах колоколов с криком срывались со звонницы стаи воронья. Пробуждался мастеровой люд, затихали голоса гридней на стенах, распахивались городские ворота, у колодцев собирались бабы с бадейками, на буйной траве под заборами паслись козы.

По воскресеньям в торговые ряды сходился народ, открывали свои лавки ремесленники и гости торговые, съезжались смерды из подмосковных деревень, голосисто зазывали пирожницы и сбитенщики. Появлялась на торгу Дарья с берестяным коробом, полным румяных пирогов. Торгуя, поглядывала, не видать ли ее Олексы. А вдруг да объявится, скажет: «Угости, Дарьюшка, пирогом…»

Она улыбалась, представляя, как встретит гридня словами, что согласна быть его женой.

Под самое утро на Владимирском посаде разразился пожар. А перед тем бездождевая гроза стреляла молниями, перерезая устрашающе черную темень.

Княгиня Анастасия испуганно ежилась при громовых раскатах, закрывала глаза при ярких вспышках.

В палатах не спали, бегали, суетились, а когда загорелся посад, тушить его кинулись все гридни и холопы. От Клязьмы тягали воду бадейками, заливали огонь, а чтоб не перескакивал с избы на избу, по бревнышку раскатывали все строения. Только к полудню, когда выгорело полпосада, пожар загасили.

В ту ночь княгиня вдруг почувствовала под своим сердцем ребенка. Обрадовалась и испугалась Анастасия, убеждена — это Любомира дитя, плод ее греховной любви. Ан догадается о том князь Андрей? Однако успокоилась. Откуда князю известно о ее тайной любви с Любомиром, не станет же она сама рассказывать? Пусть князь Андрей радуется: у него будет наследник.

Но Анастасия не станет скрывать от Любомира, он должен знать, чьего ребенка она носит. Княгиня надеялась, что Тайну отцовства Любомир пронесет через всю жизнь, оберегая честь ее, Анастасии. А как станет гордиться великий князь, ожидая рождения ребенка!

Утром вернулся князь Андрей Александрович с пожарища, у крыльца скинул рубаху, долго смывал сажу с лица и рук, а когда в гридницу вступил, первой Анастасия попалась. И была она так удивительно красива и величественна, что великий князь даже поразился. Такой он ее никогда и не видел. Остановился, посмотрел на нее с восхищением, и невдомек ему, что произошло с княгиней.

Великий князь с ближними боярами гоняли лис, вытоптали зеленя. Явился к князю смерд, справедливости искал — поле его погубили. Князь Андрей велел гнать смерда батогами, прикрикнув:

— Знай, холоп, свое место!

Великий князь пребывал не в настроении. В это лето не собирался в Орду, а приходилось. Узнал Андрей Александрович, брат Даниил в Твери побывал и против него, великого князя, уговор с Михаил ой держал.

Ох, неспроста князья Московский и Тверской встречались. Ко всему еще одно известие — Юрий в Сарае ханом был принят. Прыток Даниил. Переяславль ему покоя не дает. Но он, великий князь, татар наведет и Переяславль на себя возьмет, а Даниил пусть и не мыслит — хан его сторону не примет. Орда ненасытна, на дары падка, а Москва бедна.

Князь Андрей Александрович все подумывал, не стоит ли, направляясь в Сарай, завернуть к Ногаю, выведать, не приезжал ли к нему княжич Юрий и не просил ли подмоги. Однако засомневался, не озлится ли хан Тохта, узнав, что князь Андрей Ногая навестил?

В канун отъезда княгиня порадовала. Сколь ждал великий князь этого часа. Уединившись в горнице с Анастасией, наказывал, чтоб береглась, о том и дворецкого упредил, спрос с него за княгиню.

— Слушай, боярин Ерема, — сказал ему князь Андрей Александрович, — ежели что случится, ты в ответе за все, а за Анастасию вдвойне.

Уже в пути вспомнился разговор с Еремой. Старый боярин оставался во Владимире, и великий князь наказал ему:

— Ты, боярин Ерема, задним умом крепок и всюду, коли пожелаешь, проникнешь.

Ерема кивал согласно, а великий князь свое продолжал:

— Нет уж ныне в те той отваги, видать, годы свое взяли. Однако зрю в тебе советника, а посему вызнавай, кто и где мои недруги, дабы душить их в зачатии. Прелагатаями [82] Прелагатай — лазутчик. обзаведись, не скупись. Сорную траву с корнем вырвем, никому пощады не дадим.

— Я ль, княже, не слуга те, иль сомнение ко мне держишь?

— Нет, Ерема, нет у меня боярина тебя надежней, и не ко всем у меня вера, как к тебе, потому и речь эту завел…

Боярин Ерема давно учуял: не все чисто у княгини и гридня Любомира. Конные дальние поездки и то, какими глазами поглядывал Любомир на Анастасию, наводили боярина на догадки. Попробовал намекнуть о том великому князю, но тот не уразумел, о чем дворецкий речь ведет…