Владимир Малик - Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

А потом пусть и конец!

Их кони столкнулись. Молодой урус не проявил страха. Поднял меч, а глазами пронзил, как копьями, и взгляд его был решительный, твёрдый.

Но хан справлялся не раз и не с такими!

— Ге-ех! — выдохнул он, нанося удар саблей.

Навстречу блеснул меч и встретил тот удар над головой в воздухе. Сабля звякнула и переломилась у самой рукояти. Кобяк оторопел. По горячей спине прокатился ледяной холод. Потянулся было к булаве, висящей сбоку на поясе, но шершавый аркан сдавил его шею, вырвал из седла, бросил на землю.

Всё — конец!..

Над ним склонилось юное лицо победителя. Сверкнуло острие меча.

Хан вздрогнул от ужаса.

— Не убивай! Получишь большой выкуп! Я — Кобяк! — хрипел хан с натугой, стараясь пальцами ослабить петлю на шее. — Кто ты?

Урус поднял его, поставил перед собой. Мимо них проносились всадники, звенело оружие, слышался храп коней. Русские воины преграждали половцам пути к отступлению.

— Меня зовут Жданом, — сказал юноша. — Я рад, что в мои руки попала такая важная особа, как сам хан Кобяк! Вот чего не ждал! Пошли к воеводе!

Не выпуская из рук аркана и повода ханского коня, Ждан повёл пленника к холму, где остановился со старшой дружиной боярин Славута. Боярин внимательно следил за тем, как развиваются события на поле боя.

— Вот, боярин, подарок великому князю Святославу, — сказал торжественно Ждан. — Сам хан Кобяк!

Сейчас Славута был совсем не похож на того доброго и покладистого старика, каким привык его видеть Ждан в Киеве. Теперь он суровый воин, прочно и ладно сидит на боевом коне. Он весь закован в железо. На нём серебристый шлем с кольчужной бармицей, закрывающей шею и плечи поверх просторной кольчуги с короткими рукавами до локтей. Из-под бровей, покраплённых сединой, внимательно смотрели ещё молодые васильковые глаза.

Славута оторвал взгляд от поля, где воины гонялись за половцами, забирая их в полон, и с любопытством посмотрел на пленённого.

— И вправду — Кобяк! Узнаю. Доводилось встречаться лет десять назад. Но тогда я был пленником у хана…

— Не помню, — глухо отозвался хан. — Кто ты?

Ну где же тебе помнить! Я подскажу тебе. Это было под Лубном на Войныхе, когда ты встретился с киевскими и черниговскими дружинами. Начало битвы оказалось для нас неудачным. Твой удар на черниговцев, где я был вместе с князем Святославом, откинул нас почти до Сулы. Подо мною убило коня, и твои воины захватили меня и привели к тебе. Как вот теперь тебя ко мне. Но не успели мы перекинуться и двумя словами, как наши так поднажали, что ты кинул и пленника и свою стражу — помчался что есть духу к Хоролу. Да так, что только пыль взвилась за тобой! Мне тогда посчастливилось: через несколько минут я вновь оказался у своих…

— Тебе действительно тогда повезло, — мрачно взглянул исподлобья Кобяк. — А то бы я не стоял сегодня перед тобой. Вай-пай!

— Но не надейся, что и тебе повезёт, как мне. Видишь, вылавливают твоих недобитков! — и Славута рукой провёл по горизонту, где затихал бой. — Некому вызволить своего хана! Закончился твой кровавый поход на Русь, не начинаясь!

Кобяк понурил голову, закусил губу. По тому, как зло поглядывал на победителей, можно было представить, какие страшные чувства бурлили в его душе и какой ненавистью наполнено его сердце.

Вскоре битва утихла совсем. Половцев преследовали в степи до самого вечера. В полон попало семь тысяч степняков и семнадцать ханов. Подобной победы над степняками русские князья не одерживали со времён Владимира Мономаха, то есть на протяжении последних шестидесяти лет.

…Заходило солнце. В его лучах над местом побоища опадала кровавого цвета пыль. На измученных лицах воинов цвели радостные, счастливые улыбки.

Святослав проезжал вдоль войска, останавливался перед каждым стягом и благодарил за ратный труд, за победу:

— Благодарю вас, сыны мои, благодарю вас, соколы! Велика сила половецкая, но вы её подсекли объединёнными усилиями многих княжеств наших. Ещё один такой удар, и я уверен — оставят нас в покое кочевники и никогда больше не посмеют нападать на нас, разорять и опустошать нашу землю, наши окраины! Честь вам, храбрые воины, а князьям — слава! Вечная память тем, кто полёг ныне в поле чужом за родную землю!

Перед полком переяславцев Святослав остановился, сошёл с коня, обнял князя Владимира и трижды поцеловал.

— Благодарю, княже, витязь храбрый! В сегодняшней победе твоих трудов ратных больше всех! Честь тебе великая и слава вечная, Владимир Глебович!

Владимир вспыхнул от радости. В глазах заблестели счастливые слезы. Похвала на людях всегда окрыляет, придаёт сил, и особенно, если воодушевляющие слова произнесены великим князем, за плечами которого не только шесть десятков лет, но и много битв и побед, если похвала произнесена не просто так, для красного словца где-то на пиру, а на бранном поле, когда ещё не остыли трупы поверженных на землю врагов…

Владимир склонил голову, молчал и только улыбался. А за его плечами гремели тысячи голосов, величая его:

— Слава князю Владимиру! Сла-а-а-ва-а!

А в Новгороде-Северском события развивались по-иному. Когда гонец привёз письмо, в котором Святослав приглашал северских князей принять участие в походе, Игорь созвал к себе на совет брата Всеволода, племянника Святослава и сына Владимира. Те прибыли не мешкая.

— Братья, что будем делать? Великие князья Святослав и Рюрик собирают поход на приднепровских половцев. Зазывают и нас…

— Как что делать — идти! — не долго думая, решительно ответил Всеволод и положил, утверждая весомость своих слов, тяжёлые кулаки на стол.

— Ну, это ещё нужно обдумать, — ответил на его слова Игорь. — Стоит ли нам бросать свою землю без охраны и забиваться на край света, аж до Днепра? А если наскочат донские половцы? Тогда кто спасёт наших жён, детей, ратаев [57] [57] Ратай — здесь: землепашец. , простой люд?

— Верно, нужно прежде подумать, — сказал рассудительно Святослав Рыльский, глядя на дядек грустными карими глазами. — А Ярослав Черниговский? Он идёт?

— Нет, — Игорь усмехнулся. — Гонец объяснил, что князь занедужил. Но мне кажется, это только для отвода глаз. А на деле Ярослав думает так же, как и я. Кто защитит наши княжества, если Кза или Кончак в это время нападут на них?

— Как же нам поступить? — спросил Всеволод. — Зазорно отсиживаться в затишье, когда другие воюют.

— А мы и не станем сидеть. Мы тоже пойдём в поход. Только не до Орели и Самары, а за Ворсклу…

— Моя дружина к походу готова! — первым откликнулся Святослав.

— Моя тоже! — прозвенел голос молодого Владимира Игоревича путивльского, ему в конце лета должно было исполниться четырнадцать лет. — Пять стягов ждут твоего слова, княже!