Владимир Малик - Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Последние слова великого князя потонули в громких восклицаниях:

— Не пустим поганых на Русь!

— Перегородим им дорогу нашими щитами!

— Смерть Кончаку и всем поганым, кто с ним пойдёт!

— Слава князьям!

— Хана Кобяка сюда! Хотим сейчас видеть поганина-кащея [77] [77] Кащей (стар.) — здесь: подлый раб. в колодках!

— Всех ханов привести! Пускай поглядят на русскую силу и славу, почувствуют своё бесчестье!

Эта мысль понравилась всем. Много голосов подхватили:

— Ханов сюда! Ханов сюда!

Святослав подал знак гридню Кузьмищу:

— Возьми сторожу, приведи Кобяка со всеми!

Ему и самому хотелось показать полонённых брату Ярославу и двоюродным братьям Игорю и Всеволоду, которые не принимали участия в победном походе.

Кузьмище поклонился:

— Мигом будут тута, княже!

Однако появились они не скоро. Гости успели выпить изрядно пива и сыты, съесть немало еды, прежде чем Кузьмище с молодыми гриднями ввёл Кобяка и ханов.

Полонённых поставили в проходе между столами неподалёку от князей. За время, проведённое в неволе, они похудели, жёлто-серые от природы их лица сильно побледнели. Кобяк тоже осунулся, острые скулы обтянуты кожей, узкие глаза со злобой косятся на князей и бояр.

Кузьмище положил ему на шею тяжёлую, как молот, руку — пригнул голову хана в низком поклоне.

— Кланяйся князьям, поганец! Ещё раз, и ещё!

Молодые гридни сделали то же самое с другими ханами.

Святослав махнул, чтобы отпустили. И обратился к Кобяку:

— Ну что, хан? Тяжко в полоне? Не нравится? Носом крутишь? А сколько нашего люда вы все держите у себя? А сколько загнали в сырую землю? Думал про это?

Кобяк встряхнул головой, как норовистый конь, отгоняя оводов.

— Придёт время, княже, и ты так же станешь передо мной и моими родовичами, как ныне я стою перед тобой, тогда и узнаешь, как быть в полоне!

Все возмущённо зашумели. Это была явная угроза. Но Святослав поднял руку.

— Почему же не жил с нами, как добрый сосед? Зачем разорял нашу землю? Почему снова собирался напасть на нас? Лёгкой наживы захотелось?

— Вы сами призывали меня сюда… Перед тобою, княже, сидит князь Игорь и не даст соврать. Это ведь он, по твоей просьбе, позвал меня и Кончака вместе воевать Рюрика! Разве не так?

Игоря передёрнуло. Святослав насупился. Что было, то было. И совсем недавно, каких-то четыре-пять лет назад. Но зачем понадобилось хану напоминать об этом сейчас и здесь?

В глазах Рюрика и Владимира блеснули насмешливые огоньки. А киевские бояре, эти богатеи, независимые вельможи, которые по своему разумению приглашали князей на Киевский стол и нередко прогоняли их, открыто посмеивались.

— Прикуси язык, раб! А не то тотчас укорочу! — вспыхнул Игорь. — Не тебе вспоминать прошлое! Подумай лучше о дне завтрашнем — что он тебе принесёт. Мы дознались, что Кончак подбивает ханов на великую войну против нас. Так вот, если и вправду сунется на нашу землю, то первой полетит твоя башка с плеч!

— Благодарю, что сказал. Теперь буду знать, что меня ждёт. Но и ты берегись! И думай про день сегодняшний, — отрезал Кобяк, хищно проведя прищуренным глазом вдоль стола. — Никто не ведает, чей век короче. Кто тут может сказать, к кому первому придёт щербатая с косой? Может к тебе, Игорь? А может, к князю Святославу?…

Кобяк вдруг оттолкнул Кузьмищу, наклонился над столом, мигом схватил торчащий в копчёном окороке засапожный нож и, почти не целясь, с силой метнул его в Игоря.

Направленный твёрдой рукой прямо в грудь князю нож просвистел, как стрела, но Игорь успел отклониться. Нож пролетел над его плечом и по рукоять вонзился в живот молодого чашника, что стоял позади.

Чашник с криком упал. Возгласы возмущения всколыхнули гридницу.

Игорь побледнел. Всеволод и Владимир Переяславский пытались обнажить мечи, но в тесноте, сидя за столом, не могли этого сделать. А Кобяк, увидев, что промахнулся и ненавистный ему князь сидит живой и невредимый, кинулся к нему с растопыренными пальцами, чтобы вцепиться в горло.

Тут его и догнал тяжёлый меч Кузьмищи, в мгновение отделив голову хана от туловища. И упал Кобяк в гриднице Святослава — не в бою, а как подлый убийца.

За спиной Игоря корчился в предсмертных муках чашник великого князя. В гриднице стоял неимоверный шум и суматоха. Гости, вскакивая с мест, требовали немедленно казнить всех ханов и, собрав войско, не дожидаясь нападения Кончака, идти на него.

Святослав сидел бледный, растерянный. К нему на помощь пришёл Славута. Он наклонился к нему и прошептал:

— Княже, не поддавайся сейчас чувствам. Горячие головы вмиг порубают пленных, а это только на руку Кончаку, поможет объединить все половецкие племена. Да и поход ещё не ко времени. К нему нужно готовиться…

Совет был резонный и главное привёл великого князя в себя. Он встал, громко распорядился помочь раненому чашнику, немедленно вернуть в темницу ханов и вынести прочь мёртвого Кобяка.

Страсти и призывы к расправе над ханами, к началу похода на половцев постепенно стихли, улеглись. И хотя всё ещё оставались возбуждёнными происшедшим, стали замечать, что на столах ещё много нетронутой вкусной еды, что ещё не слышали песен Славуты и что наказанная дерзость половецкого хана — не настолько важная причина, чтобы прервать княжеский пир. Вспомнив всё это, принялись навёрстывать упущенное — пили, ели и постепенно вновь развеселились. Забыли и про Кобяка с ханами, и про поход, к которому так страстно только что призывали. Кто-то громко напомнил о Славуте. Другие поддержали:

— Славута, спой нам!..

— Спой, Славута! Просим тебя!

Славута не заставил долго себя уговаривать. Кинул руки на струны, прошёлся по ним несколько раз, дождался тишины. Даже в ушах от неё зазвенело. И сразу высокий голос его протяжно завёл:

Это была новая песня Славуты, сложенная им после похода на Орель. Её простые слова, казалось жили в сердце каждого, кто ходил в поход. Привольный, как сама безграничная степь, напев, звучащие в нём глубокая тоска и печаль потрясли всех, словно громом поразили, вызвали из глаз не одного сурового воина жгучую слезу. И правда, какое грозное время, какая великая напасть вновь надвинулась на родную землю, на широкие праотцовские степи!