Владимир Малик - Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Помрачнел Святослав, вытирал глаза Рюрик, хмурились Игорь и Владимир, рыдал, не стыдясь, гридень Кузьмище, и слезы текли по его чёрной всклокоченной бороде…

— Славута, несравненный ты наш песнопевец! — Святослав поцеловал его в седую голову. — Благодарим тебя и низко тебе кланяемся!.. Ты выразил наши мысли и чувства!..

А гридница загудела, заревела, застонала сотнями голосов:

— Славу-ута-а!

По приезде в Новгород-Северский Игорь пригласил к себе княжича Владимира Галицкого. Заметно взволнованный и слегка бледный, тот торопливо вошёл в светлицу, обнял сестру, зятя и сразу, без лишних слов, спросил:

— Ну что? Отца видели? Как он? Что сказал?

Ярославна всхлипнула, её ровный красивый носик сморщился, шелковистые брови вздрогнули и грустно поднялись.

— Постарел… Похудел… Глаза стали тусклые, взгляд углублён в себя, словно смотрит не вперёд, а назад, на пройденную жизнь…

— Ну, это ясно — старость. А старость — не радость… Но не о том речь… Обо мне с ним говорили? — нетерпеливо спросил Владимир.

— Говорили, говорили! — ответил Игорь. — Сначала и слушать не хотел о замирении с тобой, а потом согласился на твоё возвращение, если дашь слово, что не будешь вступать в сговор с боярами и никогда не поднимешь руки ни на него, ни на брата Олега!

— Такого брата у меня нет! — вскипел Владимир. — Ишь, чего старый захотел! Признать братом сына любовницы! Никогда! Какой он княжич! Байстрюк!

Лицо Игоря посуровело.

— Да ты погоди, не горячись! Сначала выслушай!

— Ну? — чёртом глянул Владимир.

— Ты рассуждаешь не как зрелый муж, а как отрок… Тебя ждёт золотой Галицкий стол, под твою руку вскоре могут встать железные галицкие полки. А когда они идут, земля содрогается и воды расступаются!.. Князь Ярослав и вправду сильно постарел. Видимо те невзгоды, что пали тяжким грузом на его плечи, укоротят его век. А ты не хочешь этого понять. Дался тебе Олег! Про княжество думай, а не про него. Да и по правде сказать, брат он тебе по отцу, от этого никуда не денешься! Среди княжеских сынов байстрюков не бывает! Ведь в каждом из них — княжеская кровь!

— Не признаю я Настасьича братом! И никогда не признаю!

— Признаешь! — Игорь начал сердиться. — И об этом напишешь отцу! Потому что это единственная для тебя возможность сесть на Галицкий стол! Другого пути к нему нет!..

— А если не напишу?

Лицо Игоря окаменело, глаза мрачно блеснули. Он умел быть твёрдым и непреклонным, суровым.

— Если не напишешь, тогда придётся тебе уехать от нас, Владимир! Хотя, видит Бог, я этого не хочу, ибо считал тебя своим братом!

— Вот как! — Владимир ещё сильнее побледнел, по лицу пробежала гримаса боли. Он резко повернулся к Ярославне: — И ты, сестрица, так же думаешь, как твой ладо?

Ярославна непослушными губами еле слышно начала:

— Прости меня, братик, но и я так думаю. И всем сердцем прошу тебя — напиши отцу! Помирись с ним! Не долго уже ему стежку топтать по белу свету… Так пускай хоть напоследок найдёт покой… Напиши!.. Ради себя и всех нас!.. А ещё скажу: не верь боярам! Не верь! Это злокозненные змеи подколодные!

Она обняла брата и на груди у него горько заплакала.

Владимир осторожно отстранил её, посадил на лавку у стены. Сам сел рядом, охватил голову руками. Долго так сидел неподвижно, глядя невидящим взглядом в угол. Со стороны нельзя было понять, думает он о чём-то или нет, таким отрешённым от всего, даже бессмысленным казался его взгляд.

Ни Игорь, ни Ярославна ни единым словом не нарушали напряжённой тишины, давая княжичу возможность самому взвесить всё и найти выход из положения, в котором он оказался.

Наконец Владимир тяжело вздохнул и тихо произнёс:

— Ладно! Напишу такое письмо. Напишу… Пусть вам всем станет легко…

Сразу после рождества в Вербовку прибыл молодой князь Владимир Игоревич со свитой. Его сопровождали боярин Волк, старый опытный воевода, которому Игорь поручил опекать сына, путивльский сотский и волостной тиун с полусотней гридней. Все верхом, в дублёных кожухах, яловых сапогах на меху. Они неожиданно выехали из-за холма, спустились вниз, в безлюдное, занесённое снегом село и, не встретив ни единой живой души, остановились на выгоне, где когда-то, до нападения половцев, стояла деревянная церковка. Теперь здесь раскинулся пустырь.

— Трубите сбор! — приказал князь, немного удивлённый тем, что никто из обитателей хатенок и землянок не заметил появления отряда воинов.

Молодой гридень поднёс ко рту рог и затрубил из всех сил.

Громкий протяжный звук всколыхнул снежную тишину и эхом отозвался в бору за Сеймом. Сразу же из нескольких ближайших хат испуганно выглянули люди. Не половцы ли?

— Сюда идите! Сюда! — замахал руками тиун. — Не бойтесь! К вам прибыл князь Владимир Игоревич!

Люди боязливо подошли прямо по снегу и столпились перед всадниками.

Ждан в это время обедал с матерью и Любавой. Нехитрую хатенку он успел соорудить до холодов, и теперь им стало свободнее. Хватало времени и за конями присмотреть, и к соседу заглянуть, и спокойно вокруг миски с похлёбкой за столом посидеть. Любава окончательно выздоровела, расцвела, похорошела, и Ждан уже не скрываясь от матери (а раньше стеснялся), заглядывал девушке в глаза, любовался её красотою и с нетерпением считал дни до назначенного Любавой срока, когда сможет назвать её своей женой.

Жили трудно: хлеба не пекли, не из чего. Брат Иван дал взаймы несколько мер проса и ячменя — толкли в ступе и варили кашу. Из лозы Ждан сплёл десятка два верш, ставил их в выдолбленные во льду проруби в рыбных местах, где водились лини, сомы, вьюны. Когда бывал удачный улов, варили уху. Кроме того, каждый день Ждан брал силок, лук, копье да рогатину, уходил на охоту. Бывало возвращался с пустыми руками, но иногда приносил зайца, косулю или иную дичь, и тогда у них наступал маленький праздник — лакомились свежатинкой.

Надеялись на лучшее. Осенью, смастерив из крепкого дубового сука рало, Ждан вспахал изрядный кус земли и посеял все семена пшеницы да жита. Посев дружно взошёл, радуя зеленью, обещал, если с весны настанет благоприятное лето, обернуться обильным урожаем. И ещё надеялись на яровые: на коня выменяли семян гречки, проса, ячменя.

Если Ярило своими горячими лучами не высушит пахоту, не погубит ростки, надеялись на хороший урожай. Тогда следующую зиму можно Встречать без страха…

Ждан подхватил из долблённой деревянной миски кусок разваренного линя и уже собирался запустить в него молодые зубы, как в хату ворвался протяжный звук рога: ту-ту-ту-у!

Ложка застыла на миг в воздухе и тут же опустилась назад в миску. Любава испугалась: