Татьяна Алфёрова - Поводыри богов (сборник)

Льняная Куделя была стара, больше сорока лет гадала она Ладоге, но старой являлась только своей ученице, только дома. В другое же время бегала по двору, по улицам резвей молодых, гибок казался ее стан, густы ярко-желтые волосы, красны губы. Либуша знала, откуда что берется. Каждую ночь приходили к ворожее воины, земледельцы или ремесленники – один другого моложе и ложились с нею, да еще и подарки приносили с собою: витые серебряные кольца. Льняная Куделя низала те кольца на плотные шнуры и, если бы захотела, могла бы обернуться теми шнурами с ног до головы, но от их тяжести и шагу бы ступить не смогла, упала бы.

Одного из давешних ночных гостей подкараулила Либуша на рассвете. Он был нетерпелив и утомлен. Ушел, не оглянувшись. Либуша же сразу, за один рассвет, подурнела и постарела.

– Дурочка! Что себе придумала! Я тебя как собственную дочь холила, – заплакала Льняная Куделя. – Посмотри, у нас и косы-то с тобой одного золота. А ты теперь мой возраст на себя втащила, мою старость приняла через ночного гостя… Мыслимое ли дело? Ладно, справлюсь с этой бедой. Да вот только деточек у тебя уж не будет, а коли народятся, так все умрут во младенчестве.

Так плакала и причитала старая ворожея, и больше уж не ходили к ней ночами один другого моложе, а серебряные кольца на шнурах потемнели, словно их в землю на год закапывали.

За следующий год Льняная Куделя обучила ученицу всему, что знала сама, и легла умирать. Взяла Либушу крепко за руку, перелила в нее свою силу и уснула для Ладоги. Потекли к юной ворожее люди, бусы, серьги, серебро и всякое, что в богатом хозяйстве надобно. Разноцветный поток прибывал год от года, да только счастья не приносил. Кроме того короткого танца-полета на русальей неделе. И Гудила, любимый, – он разве счастье? Боль одна и тоска.

Теперь же в старой землянке Вольха Либуша догадается, что значила та старая кровь в первой ее гадательной чаше. Неуничтожимая сила Льняной Кудели и прочих ушедших к Велесу Подземному ворожей побежит по жилочкам и стукнет предупрежденьем:

– Сейчас! Увидишь! Не испугайся! Ты уже знаешь, что именно увидишь! Мы с тобою!

– Я знаю пять имен богов! Мокошь – раз, Велес – два, Леля – три – принялась выкрикивать заклинание Либуша, – я знаю пять имен волшебных зверей! Семаргл – раз, Китоврас – два, – взялась перечислять имена, как раз на именах волшебных цветов вода в чаше, темная от темных стенок, посветлела, стало в ней маленько проявляться что-то.

Сперва Булу вовсе непонятно было, что видит. Оно и неудивительно, чужие сны всегда мутные. После начал различать. Вроде бы большое поле, такое, как за Ладогой, фигурки маленькие – человечки верхами скачут. Проявилось сильнее: то не малые человечки – грозные всадники, много. Две рати, одна на другую, но слева воины во всем вооружении, справа поплоше, да и пешие идут справа. Те, что слева, теснить начали, мечами сечь конных, конями топтать пеших, вперед вырвался всадник в желтом плаще: посадка знакомая, знал его Бул, но больно мелко чаша показывает. И тотчас изображение увеличилось, как по заказу: князь Игорь на коне, победитель! Под копытами его Гнедка кровь появилась, ручьем потекла, прибывает рекой, чуть не по грудь коню поднялась.

Сморгнул Бул, а в чаше маленький отряд показался, скачет по лесной дороге, по той самой, что перед Купалой стелилась под ноги его собственному коню, ну да, вот и знакомая землянка Дира, отряд к ней направляется. Мечи у каждого наготове, ножи у бедра. Не с добром. За ними идут, за волхвами. И Була схватят заодно с Оприной, маленькой, вместе.

Еще раз Бул сморгнул, увидел княжий двор, терем княгини Ольги, саму Ольгу у окна. А за ее порогом – два дружинника дверь копьями закрестили, не войти-не выйти. На самом дворе, как перина пуховая, один к одному сизые голуби лежат, оранжевые глаза пеленой затянуты, лапки сведены – почтовые голуби воеводы Свенельда.

Победил, стало быть, князь Игорь, забрал власть, княгиню под охраной в терем посадил, голубей Свенельдовых передушил, чтобы князю Олегу и весточки не получить. Нет, наверное, сперва голубей… После битвы весточку получать некому – убили князя Олега, судя по всему, то есть убьют. А с ними, тремя волхвами, что сталось? То есть что станется? Они же против князя Игоря умышляют. Вот отряд и скакал лесной дорогой: волхвов схватить да на кол. А как же Оприна? Что с ним, с Булом, будет?

– А я? – воскликнул Бул. Вода в чаше тотчас потемнела, даже ясные звездочки видны стали, как в колодце, несмотря на то что над головою не небо, а земляная крыша.

Дир скупо улыбнулся, хотя до улыбок ли тут было:

– Вот почему чаша ненадежна. Если хитрый Бул не удержался, куда там Щилу – закричит! Голос подашь – волшбу нарушишь. Надо в сон идти, самим! И помочь Сновиду надлежит, не все нам со стороны глядеть. Снотворное зелье готово! Если увидим, что вода светлеет, как семарглы под светом солнца, значит, Сновид в новый сон отправился, значит, следует нам со Щилом быстро выпить зелье и ложиться. А ты, Бул, стереги спящих. Не Либуше же охрану нести. Разбудишь нас, когда потребуется.

«Дир не видел того, что видел я, – сообразил Бул. – В чашу может смотреть лишь один человек. Дир еще ничего не знает. Разве только догадывается… Пока о битве и победе Игоря знаю я один. О всадниках Игоревой дружины, что помчатся к землянке погубить нас, тоже знаю только я. Но я ведь не испугался, нет! Всего лишь спросил у чаши о своей судьбе… Время еще есть, немного, но есть. Как раз столько, чтобы успеть подумать и решить, что делать мне! А Дир-то не прав! Думать надлежит без него, без них, без всех. Нельзя, чтоб Дир понял: я уже знаю. О чем бы заговорить с ним? И себя отвлечь, ведь Либуша услышит мои мысли, если долго думать… Либуша помешает. Надо бы отправить ее туда же, за Сновидом. Это как раз несложно, ворожейка ревнива, как всякая жена».

Бул заговорил несвязно и быстро, как во хмелю:

– В том времени вы сможете близко знаться с людьми? Ведь вы окажетесь среди еще не рожденных. Как сумеете говорить с ними? А дотрагиваться до них? Так же, как мы здесь трогаем предметы или друг друга? – Не иначе, лукавый греческий бог подсоблял Булу-Соловью, подсказывал вопросы. У бедной Либуши не оставалось ни одного шанса. – Интересно, если там вы зароните семя в женщину, родится ли ребенок? Ведь ему придется рождаться от собственного прапрапрапрадеда.

Бул не успел досказать, а уж Либуша, очнувшаяся при последних словах, закричала, изнемогая от ревности:

– Вольх, я с вами! А то не наладить обратный путь, чуть было не запамятовала! Без Либуши никак: уйти уйдете, а вернуться не сумеете!

Самая младшая из берегинь, соскользнув на пол из щели меж бревен, обнимает дремлющего в уголке ужа и принимается рыдать. Тот тянет черный дрожащий раздвоенный язык, лижет бегущие слезы, как росу, мерцает желтыми пятнышками по сторонам плоской головы. Ждать беды. Беспечные недалекие люди затевают поход в будущее, хотят разомкнуть кольцо времени. Мало того, что сами могут не вернуться, сгинуть там, так еще и оставят пролом за собой, разверстый, не защищенный заговором или идолами. Не вездесущих злыдней боятся берегини, не беспомощных, в общем-то, навьев. Те – привычные, родные враги. Боятся того, что уничтожит и берегинь, и злыдней, того, что заставит время распрямиться и тянуться вперед, к смерти мира, вместо благословенного кольца и обновляющейся весны-возрождения.