Татьяна Алфёрова - Поводыри богов (сборник)

Я все видел. Последнюю битву, последний пир, последнюю свою пьяную сытость и последнее счастье оцепенения за ней. А они, немощные волхвы – что? Они малы, пусть живут. Я знаю, кто им нужен. Я знаю, как отомстить за вещего князя тому трусливому князьку, Игорю, посягнувшему на мою добычу. Людишки не захотят мстить за себя, я сделаю это за них, с их помощью, но не их слабыми руками безвестных волхвов. Я возьму человечка знатного и хитрого, молодого и жадного, великого среди людей, почти как я меж богов, но тайно великого!

Они, мои подопечные волхвы, не догадаются, слишком простодушны, беспомощно добры, значит, бесполезны. Куда им вершить судьбы государства, которого еще и нет. Я, я займусь этим вместо них, передвигая людишек, как драконьи зубы, мои зубы, по песчаному берегу. Пусть на память о сегодняшней битве десять, пятнадцать веков спустя люди в Ладоге ищут на песчаной отмели продолговатые светло-коричневые драконьи зубы, пусть верят, что они принесут им счастье! Правда, принесут – тем, кто верит. А стало быть, помнит меня, великого! Я отомщу этим нынешним богам-новоделам!

Мой человек, тайно великий (пусть невелик годами, да ум – не от возраста, а постареть человек успеет), послужит гибели Игоря от дикого племени древлян, живущих в лесах. Мальчишка показал мне, мне одному, они не успели разглядеть, пока бежали по моей реке. Никто не догадается, что это он, мой человек, подстроил, убил трусливого и жадного князя, а досужие разговоры стихнут. Гибель Игоря, тело его, разодранное могучими вязами, – значит, новая сеча! Княгиня, которую они пока еще называют на славянский манер Прекрасою, а не урманским именем Ольга, данным при рождении – этого они никогда не узнают, – затеет другую сечу из любви к убитому мужу. Жаль, не выпью там!

Мой человек погубит и сына младшего князя, великого воина Святослава с длинными усами, в нужный час оставит его, бросит перед неисчислимым врагом на порогах реки, еще большей реки, чем моя; и будет новая брань, новая кровь – не выпью-у!

Мой человек погубит оговором внука жадного князя, во рву, под стенами Овруча, мстя за собственного сына, поздно рожденного, – и новая война, моря крови, ласковой, сытной – не мне!

Я сделаю так, что завистливый князь Игорь сам возвеличит моего человека почти до себя, сделает вторым Я. Я, я сделаю. Я дорого заплачу: мой человек будет верить богу-выскочке, меня отринет. Это ли не цена?! А они, эти людишки, эти болтуны и мечтатели, не догадаются! Всё для того, чтобы спасти их. Ну и отомстить по моему вкусу тоже. За мое будущее ниспровержение отомстить. Я, великий, спасу их шкурки, их оболочки, вместилища нектара, который не опробую. Пошлю им человечка, мелкого, как они, чтоб смог вывести их к тому, моему, тайно великому. Я спасу их, потому что, о Мой Я, как трудно признаваться самому себе, высочайшему судье, я – Я люблю их. И вдруг – я не вижу, увы, не вижу и не знаю больше того, что показал Сновид, так ли это будет, не знаю, – вдруг эта постыдная любовь, этот мой великий нечаянный позор привнесет туда, в тот мир, новую любовь. И любви станет больше, а значит, больше станет сечи, брани и войны. Больше станет крови.

– Пусть ты, Щил, прав – кому здесь ходить? – нараспев повторила Либуша, присаживаясь на выползший наружу корень березы, темный и блестящий, как спина гивоита. – А! Вот идет, кто таков?

Из лесу к ним направлялся верткий человечек в серо-зеленой длинной рубахе, расшитой узором кривичей. Был он тощий, чернявый, с широкими щеками и ртом, колени же так резво сгибались, что казалось, вместо одного шага он делал три. С любопытством оглядел лежащего без памяти отрока, признав Вольха за старшего, спросил строго:

– Что ищете в ловлях княгини Ольги? Не с переметами ли пришли птиц промышлять? А то не на яблоневые ли сады княгини нацелились, на румяную душистую ранетку, не копать ли воровать молодые отводки яблони думаете?

Гудила шагнул вперед, прикрывая пузом нескорого на ответ Вольха:

– Прости, мил человек, не знали, что княгиня здесь охотится. Какие переметы, мы и повадок-то птичьих не ведаем, куда нам, мы люди простые; не из этих мест. И яблок у нас вдоволь, разве не таких сладких, да своих. Заплутали, случайно забрели с Нево-озера…

Либуша вскочила, словно ее голодный овод из травы ужалил, наступила Гудиле на ногу мокрым сапожком – не распускай язык! Не хватало, чтоб незнакомец догадался, откуда они. Не ровен час, из города Ладоги дошли вести о беглых волхвах, умысливших заговор против князь-Игоря. А какой у них заговор – лишь предупредить светлого князя Олега хотели, да не успели, так помыслили. И думали-то не согласно, всякий о своем.

– Не кличь дружинников, погоди! Рыбаки мы, – Щил затараторил, надеясь сбить вертлявого кривича с толку. – Рыбаки, как есть рыбаки. Тюленя у нас в этом годе пропасть, в море толком не сбегаешь, пусто в море. Усатый тюлень сига пожрал, малька пожрал. А рипуса – нет, рипуса не тронул, рипус мелко ходит, у самого берега, тюленю не достать. Сиг – это да, рыба важная, спесивая, сиг себя с малька понимает, гуляет на глубине. Вот сига тюлень и пожрал. А рипус разве рыба? Так, баловство.

– Где же ваша лодка, рыбаки? Далековато от реки в лес забрались, перепутали сушу с водой, что ли? А это кто у вас? Больной, да? Не похоже, вон, розовенький… Почему нательного пояска на нем нет? Как можно человеку без пояска! Может, вы колдуны? Не то оборотни? А этот не успел еще перекинуться, застрял меж зверем и человеком.

Вертлявый начертил охранительный знак и отшатнулся, но заметно было, что на самом деле не испугался, так, кривляется, играет с ними, как, бывает, молодая ворона играет с листом вяза, ветром подхваченным.

Вступила Либуша, поводя серыми глазами, потряхивая серьгами:

– Беда у нас, лодка на подводный камень напоролась, весла выронили, понесло нас, едва не потопли. Это младший братик мой, насилу вытащили, нахлебался, бедный, воды, в себя никак не придет, – Либуша всхлипнула и погладила Сновида по голове, гибко наклоняясь и загораживая спящего от хитрого кривича.

– Ай, беда, – согласно посочувствовал человечек, – одежу верхнюю водой смыло, вижу. Поясок сам собой развязался… Помощь вам нужна, пойти за подмогой разве? Хозяин мой неподалеку охотится, с княгининого соизволения.

– Помоги, мил человек, мы подождем. Скажи хозяину, у нас и заплатить есть чем, – Гудила заволновался, кровь прилила к щекам, мягкому носу. – А отрок в самый раз оклемается, оденем мы его сейчас, не думай, одежа подсохнет, и оденем. А лошадка твоя где? Неужто пешим охотишься? Как звать хозяина-то? Кто будет? Из княгининой дружины, никак?

Вольх, неприметно переступая, попытался пробраться за спину вертлявого, чтобы удобней напасть, изготовился. Тот резко обернулся, заговорил серьезно и властно: