Анатолий Соловьев - Сокровища Аттилы

Из уважения к знатному гостю Джулат убрал свою охрану из зала. Очаг погас. Горели дымные факелы, укрепленные в поддонах на стенах, едва рассеивая тьму.

Безносый сидел на корточках, жевал холодное, оставшееся от пиршества мясо и жадно прислушивался к возне, женским вскрикам, доносившимся из–за двери. Лицо его медленно багровело, обрубки ноздрей шевелились, он шумно сопел, задыхаясь от вожделения. И живо вскочил на ноги, заметив появившуюся в полутемном зале девушку–рабыню, которая, бесшумно и гибко пробегая вдоль стены, меняла догорающие факелы, укрепляя новые. Кровь ударила телохранителю в голову. Распаленный, забыв обо всем, он устремился к ней. Девушка испуганно вскрикнула, метнулась к лестнице, ведущей на второй этаж. Под тяжелым телом Безносого затрещали деревянные ступени. Рабыня, забежав в коридор, исчезла за поворотом. Безносый, подобно оленю на гоне, ломился следом, ничего не соображая, и, с разбегу налетев на рослого человека, зарычал и отшвырнул его. Но тут на гунна набросились неизвестно откуда появившиеся люди, сбили с ног, связали, поволокли, а когда в ярко освещенном помещении поставили на ноги, перед ним стоял мрачный Джулат.

— Кто ты? — спросил он, словно не видел, кто перед ним.

Безносый молчал, тяжело дыша, дико ворочая налитыми кровью глазами.

— О Всеблагие! Так это телохранитель гостя! — воскликнул Джулат. — Ты гонялся за моей служанкой, оставив своего тысячника! Ты нарушил священный обычай не причинять вреда тому, кто оказал тебе гостеприимство! За это тебе отрубят голову!

Только теперь до Безносого дошел страшный смысл происшедшего. За считанные мгновения он умудрился совершить два тягчайших преступления: бросил свой пост и нарушил заповедь, чтимую степными народами. Каждое из них наказывается смертью. Воин напрягся, пытаясь разорвать путы, бешено рванулся, но его держали крепко. Да, завтра ему отрубят голову. Было б две, снесли бы и две. Но не смерть страшна, а бесславье. Одно дело погибнуть в упоении боя и с почетом вознестись к богам, другое — умереть в позоре. Безносого не допустят к Небесному Костру вечного блаженства. О Тэнгри, как глупо попался твой воин Юргут! Это ночные духи чэрнэ подстроили ему ловушку. Безносый обмяк, ссутулил плечи. Джулат, не отрывая от него пристального взгляда, холодно сказал:

— Ты молод. Тебе не хочется умирать постыдно?

— Хай, кому хочется? — прошептал телохранитель.

— Я могу тебя спасти. Ничего не скажу Чегелаю.

Воин облизнул пересохшие губы, недоверчиво затряс головой.

— Более того, отдам тебе эту молоденькую рабыню и много золотых монет. Ты согласен?

Безносый опять затряс головой так, что едва кривая шапка не свалилась, прохрипел:

— Что я должен сделать?

— Отпустите его и развяжите, — велел Джулат, — приведите девушку.

Кровь вновь ударила в голову Безносому, когда он увидел пухлое белое личико, круглые, полные влажного блеска глаза, тугие бугорки юных грудей, натянувших платье так, что оно готово было лопнуть. Он опять едва не кинулся на нее. Что может быть сильнее зова любви? Безносого предусмотрительно схватили сзади. Девушка притворно испуганно вскрикнула и, хихикнув, спряталась за широкую спину хозяина. Все помутилось в голове гунна.

— Ты получишь ее, — сказал Джулат. — В придачу я дам еще и новую крытую повозку. Но не раньше, чем убьешь Чегелая!

В эту ночь Юргут совершил и третье преступление, самое тяжкое — он изменил.

Ум человеческий изощрен в оправданиях не меньше, чем в обвинениях. Когда сотник Дзивулл привел смену, Юргут сидел на корточках, бдительно уставясь на дверь, и думал о том, что именно Чегелай виноват в случившемся, ибо шумной возней распалил похоть телохранителя. Юргут беден, походов давно нет, потому он не может купить жену. Кроме отваги, превыше всего боги ценят в мужчине неутомимость в любви. Она источник благоденствия народа. Ха, разве Юргут не менее отважен, чем Чегелай? Или менее силен? Сколько раз просил он Тэнгри дать ему возможность отличиться, сколько приносил жертв! Однажды обзавелся тремя золотыми монетами и все отдал шаману. И что же? Из гонцов его перевели в телохранители! Такова милость богов! А время идет, и ему негде проявить свои мужские качества. Чегелай же имеет жен, сколько хочет, да и в гостях его по обычаю развлекают. Нет, не отвагой Чегелай заслужил милость богов, а хитростью! А раз так, значит, он враг Юргуту, ибо, выделяя его, боги забывают Юргута. Убийство же врагов Тэнгри поощряет.

Когда утром Чегелай вышел из спальной комнаты, его встретил безмятежный взгляд исполнительного Безносого. Довольный тысячник подарил телохранителю серебряную монету. Тот небрежно спрятал ее за щеку.

1

Нет покоя в степи! И это хорошо, ибо, чем тревожнее время, тем нужнее Чегелай. Ха, стал бы он тысячником, если бы не остготы?

По договору с Ругилой Витирих владел травянистым плоскогорьем там, где река Черная образует излучину, являющуюся границей между землями готов и славян–антов.

Готы внешним видом и образом жизни сходны с аланами, среди них много белокурых людей, одеянием им служат полотняные рубашки, штаны, а также меховые куртки и плащи.

Дорога к готам Витириха Чегелаю хорошо знакома. По ней он возвращался после сражения на реке Эрак. Возвращался, овеянный славой, и воины его тысячи дружно кричали, вздымая мечи:

— Хай, бесстрашный, хай, герой! Хороши твои мышцы!

Готы, подобно славянам, научились скрывать свои селения в лесах, за холмами, в потайных лощинах. По пути к Скалистому мысу гунны не встретили ни одного. И даже полей не видели, хотя готы занимаются землепашеством. Встречались лишь стада, пасущиеся вблизи дороги. Пастухи, заметив приближающийся отряд коренастых темнолицых всадников, поспешно отгоняли скот подальше, оставляя на пути движения гуннов пару волов, бурдюки с молоком, сыр. Лучше предложить самим, чем ждать, когда отнимут. Да и если отнимут — полбеды. Поведение степняков непредсказуемо, они легко по малейшему поводу впадают в ярость и тогда все предают мечу и огню, пока не насытятся видом крови.

По дороге случилось неприятное происшествие. Скучающие воины развлекались как могли. Один из воинов по прозвищу Корсак с разрешения Дзивулла погнался было за зайцем, выскочившим из кустов, и конь его на виду всего отряда попал копытом в лисью нору, упал, сломав ногу. Воин же, перелетев через голову лошади, сильно ушибся, вывихнул правую руку, она вздулась и посинела. Корсак некоторое время был в беспамятстве, и шаман собирался объявить, что душа воина улетела на Небо. Но Корсак очнулся. Взбешенный Чегелай велел прирезать коня, принести жертву богине Суванаси. Сопровождавший отряд знахарь вправил вывих, наложил на руку лубок из коры. Раненый пересел на запасную лошадь.