Геннадий Левицкий - Ягайло - князь Литовский

Лицо немца при этом оставалось ровным и спокойным. В его поклоне не было ни благоговейного заискивающего трепета подданных, ни надменной самоуверенности властителей. Купец приветствовал великого князя литовского, как равный равного. Можно подумать, что немец ежедневно встречается с владыками государств. Было что-то в умных глазах его, пронзительном взгляде, чертах лица такое, что заставляло Ягайлу мысленно признать купеческого старшину равным себе.

— Ну, что ж, приступим к делу, — заговорил первым Ягайло, которому не терпелось поправить свое бедственное финансовое положение. — Можешь ли ты предоставить в долг деньги, о которых просил Войдылло?

— Отчего же, князь, конечно могу. Господь учит нас помогать ближнему, хотя люди в наше время часто забывают добрые дела…

— Так дай же это проклятое золото, — нетерпеливо перебил Ягайло нравоучительную речь, до боли в ушах напоминающую слова послов Тевтонского ордена.

— Деньги ты получишь, светлый князь, — все так же спокойно и уверенно продолжал купец. — Но в свою очередь, я осмелюсь просить тебя о двух сущих безделицах.

— Что же ты просишь, Ганул? — Ягайло впервые назвал купца по имени. Надо сказать, что мать при рождении дала купцу имя мало похожее на нынешнее. Ганулом его стали называть простодушные литвины, упростившие имя немца до неузнаваемости. Правда, и купеческий старшина ничего не имел против нового прозвища.

— Во-первых, светлый князь, прошу предоставить немецким купцам право торговать во всех твоих владениях, платя пошлину только при въезде в Великое княжество Литовское.

— Считай, что первое условие выполнено.

— Во-вторых, — продолжал Ганул, — твои воины не должны переступать границы Тевтонского и Ливонского орденов. Если же они придут на территорию, подвластную крестоносцам с целью грабежа, то должны быть наказаны твоей же рукою.

— Куда мне разевать рот на чужие территории. Как видишь, Ганул, я и в собственном княжестве не могу навести порядок.

— Мы, купцы, вынуждены думать о завтрашнем дне. В собственном доме порядок ты, можно сказать, навел. Собранного войска достаточно для того, чтобы привести в повиновение братьев. Если светлый князь согласен выполнить мои маленькие просьбы, то пусть подпишет эту грамоту. Здесь изложено все услышанное тобой, — с последними словами купец, словно волшебник, ловким движением выхватил из левого рукава пергаментный свиток.

Ягайло принял грамоту из рук купца, но подписывать не спешил. Забота купца о землях крестоносцев насторожила литовского князя. Он вопросительно посмотрел на Войдыллу, но тот утвердительно кивнул головой: «Соглашайся». Еще мгновение, и витиеватая роспись Ягайлы легла на пергамент. Едва просохли чернила, купец тут же отправил договор обратно в рукав.

— Сегодня вечером тебе привезут деньги, — сообщил он князю.

— Не пожелает ли дорогой гость отобедать, — вспомнил, наконец, Ягайло об обязанностях хозяина.

— Благодарю, князь, но я спешу. Сегодня нам завезли товары из Любека и Штральзунда, — отказался купец, видя, что приглашают его больше из вежливости, так как время было далеко не обеденным.

Купеческий старшина сдержал слово. Вечером во двор Верхнего замка въехала усиленно охраняемая воинами повозка, которая спасла войско Ягайлы от голода.

Слухи о военных приготовлениях Ягайлы дошли и до князя Андрея Полоцкого. Его лазутчики единодушно твердили о несметном количестве рати, собиравшейся в литовской столице. Ленивый братец снова опередил его.

Полоцкий князь не смог договориться с братьями о совместном походе на Вильно ― при всей своей нелюбви к Ягайле на открытый мятеж они не решились. С войском только Полоцкого княжества нечего было и надеяться на успех. Андрей понял, что, еще не вступив в битву, он проиграл ее. «Придется бежать, как собаке от палки», — с горечью в сердце подумал полоцкий князь.

Бежать князь Андрей решил в пределы Московского княжества. Выбор был не случаен. Неделей ранее в Полоцк приехал посол от великого князя московского Дмитрия Ивановича с предложением о помощи. Московский князь зорко следил за всем, что происходило в Литве. Он также понимал, что шансов у Андрея удержаться в своем княжестве почти нет, поэтому, «в случае горькой необходимости» Андрей Полоцкий приглашался на службу в Москву.

В это время в Москве служил двоюродный брат Андрея князь Дмитрий Михайлович, женатый на сестре Дмитрия Ивановича, а родная сестра Андрея Полоцкого — Елена была женой двоюродного брата великого князя московского — Владимира Андреевича, который сидел в Серпухове. Так что, властитель Полоцкого княжества состоял в близком родстве с московским двором и не без оснований надеялся с помощью Москвы не только возвратить Полоцк, но и стать великим князем литовским.

Князь Андрей вышел из горницы и тут же встретил своего приближенного боярина Данилу Корсака.

— Ты мне нужен, Данила, — остановил его князь. — Пойди ударь в вечевые колокола. Я хочу говорить с полоцким людом.

— О чем говорить будешь, князь? — недоуменно спросил боярин.

— Прощаться буду, — коротко отрезал Андрей. Видя, что боярин не спешит уходить, а приготовился раскрыть рот, чтобы разразиться новыми вопросами, полоцкий князь добавил. — Иди же, Данила. Недосуг мне с тобой лясы точить.

Боярину, так и не удовлетворившему любопытство до конца, пришлось убираться восвояси.

Через некоторое время над городом встал тяжелый гул могучих, как и сила народа, вечевых колоколов, будоража людей и отрывая их от привычных, повседневных дел. Из широкого окна княжеских палат Андрей молча наблюдал, как вечевая площадь заполнялась его подданными. С высоты жилища люди, торопившиеся к месту вечевого собрания, напоминали князю трудолюбивых муравьев. Еще немного постояв у окна, князь покинул палаты и, в сопровождении нескольких дружинников, направился к Софийскому собору.

Поднявшись на деревянный помост, сооруженный перед главным входом в собор, Андрей Полоцкий обратил печальный взор к своим подданным. В первых рядах вечников стояли люди, с которыми князю приходилось часто общаться — богатые земельные владельцы и купцы из родов Сорочковичей, Сущевичей, Мелешковичей, Козчичей, Булавиных. Рядом с ними стояли путные и панцирные бояре — тысяцкие, сотские, десятские, подвойские. Эти люди как бы возглавляли собрание, а за ними сплошной толпой встал многочисленный черный полоцкий люд: гончары, шорники, седляры, кушнеры, портные, кожемяки, мурали, резники и землепашцы.

Андрей Ольгердович терпеливо ждал, пока живой поток из кривых полоцких улочек прекратит стекаться на площадь. А люди продолжали идти к храму Софии, теперь уже из дальних окраин Полоцка и его предместий. Наконец, когда площадь заполнилась так, что негде было яблоку упасть, Андрей заговорил.