Арие Бен-Цель - Очень узкий мост

По возвращении Семеновского Кфир решил сделать ход конем. Естественно, что визит Семеновского не заставил себя ждать. Кфир начал с того, что получение служебной визы вещь чрезвычайно сложная. В качестве примера он привел самого себя, рассказав, как почти два месяца дожидался визы. Услышав «два месяца», Семеновский едва не взвыл. Затем Кфир спросил его, как это он не поставил его в известность, что поехал в посольство. Бедняга уже лежал на лопатках. Кфир объяснил ему, что он сам все испортил. Вместо того чтобы попасть на собеседование к «кому надо», он вдруг занялся самодеятельностью. Судя по выражению его лица, тот уже не был на лопатках, он был на коленях. Да, это был тот момент: «сейчас или никогда».

Помолчав некоторое время, Кфир сказал, что знает к кому нужно обратиться, однако ему кое-что понадобится. Судя по выражению лица Семеновского, он понял: «Все что угодно». Сопровождая свои слова глубокими вздохами и задумчивыми паузами, Кфир объяснил Семеновскому: чтобы рекомендовать его высокопоставленному лицу, недостаточно того, что он член горсовета. Необходимо показать, что он – очень полезный человек. Было бы желательно, чтобы в списке его заслуг значилось что-либо серьезное, вроде существенной помощи в получении здания, например. В общем, они друг друга поняли. Примерно через неделю у Кфира была ориентировочная дата передачи здания. Однако виз еще не было, и эта информация была устно предоставлена только ему.

По-видимому, наступило время сделать так, чтобы Фельдштейн, наконец, обратил внимание на Кфира. Он застал Фельдштейна, как и ожидал, на следующий вечер у Шая. Дождавшись подходящего момента, очень уверенным жестом показал ему, чтобы тот вышел с ним на улицу. Для этого надменного великана, который не вымолвил в адрес Кфира более двух слов, такое поведение со стороны Кфира было неожиданным. Может быть, потому он беспрекословно повиновался.

Погода стояла приятная. Прохожих почти не было, все это играло на руку.

– Что со зданием? – спросил Кфир.

– Да вот тянут, не знаю, что сказать, – ответил несколько удивленный Фельдштейн.

– Здание может быть твоим уже до конца месяца. Это конечно, если мы с тобой договоримся.

Фельдштейн с изумлением посмотрел на Кфира.

– Мне нужно, чтобы мой центр находился в здании общины. Ты от этого только выиграешь.

– Я тебя внимательно слушаю, – ответил Фельдштейн с удивлением на лице.

Кфиру пришлось в весьма своеобразной форме объяснить свою роль в завязывании отношений между Одессой и Хайфой, а также отметить, какое влияние он приобрел, благодаря этой роли. Кроме того, он подчеркнул преимущества, которые сопровождали всю комбинацию.

– Во-первых, здание общины будет гораздо более престижным, если в нем будет находиться Израильский центр. Во-вторых, посещаемость и популярность, благодаря нашей деятельности, будут совсем на другом уровне. В-третьих, мы, в отличие от других организаций, будем покрывать пропорциональную часть расходов по содержанию, не говоря об аренде.

Кфир отлично понимал то, о чем говорил, и делал это неспроста. Община давно неформально поделила неполученное здание между своими различными организациями. Прекрасно осознавая, в какую дилемму он вгонял Фельдштейна, Кфир должен был быть убедителен в преимуществах, содержащихся в своем предложении.

– Что ты конкретно хочешь? – спросил Фельдштейн. Кфир не ожидал услышать такой прямой вопрос после пяти минут разговора, однако, не подавая виду, ответил:

– Половину первого этажа, – сказал он, сам удивляясь своей наглости.

Да, это была наглость, потому что он говорил о двадцати пяти процентах здания, где планировалось расположить хор, балет и еще что-то. Он же предлагал библиотеку и компьютерный класс, как часть центра. Конечно, с таким предложением трудно было тягаться. Кфир не знал, что подумал Фельдштейн и как собирался договариваться с хором и балетом, когда спросил:

– А на ремонт тоже дадите четверть?

– Да, дадим! Так что по рукам?

– По рукам, – ответил он, и они пожали руки.

С тех пор их отношения стали улучшаться, хотя никогда так и не переросли в дружеские.

Нельзя сказать, чтобы получение здания было заслугой Кфира. Здание было бы получено раньше или позже и без его вмешательства. Однако, при наличии имеющейся у него информации, он сумел представить свою роль гораздо более существенной, чем это было на самом деле. Это был удивительный успех, но еще больше Кфир удивил самого себя. Он становился интриганом.

Может быть, его деятельность становилась слишком активной, может быть, он слегка наступил на мозоль той влиятельной организации, которой не без его стараний пришлось освободить здание бывшей синагоги. В любом случае, он никогда не сомневался, что постоянно находился в поле зрения их «всевидящего глаза», а телефон всегда был под контролем их «всеслышащих ушей», как об этом уже давно и много было написано. Однако до сих пор Кфир не ощущал их присутствие возле себя. После так называемого успеха, положение изменилось. По-видимому, ему пытались что-то дать понять. Может быть, таким образом, ему намекали, что нужно снизить активность или предупреждали.

Если исходить из того, что говорил «беглый» генерал КГБ Олег Калугин, их всех, и в первую очередь представителей культуры, считали агентами разведывательных органов. По-видимому, именно из-за неясности положения в стране к ним применялись умеренные методы воздействия, заключающиеся в основном в запугивании, и это, естественно, кроме традиционного контроля и наблюдения.

Кфир, как человек, которому не приходилось проходить подготовку по обнаружению «наружки», обычно не ощущал ее, и благодаря этому вел себя как нельзя более естественно. Бывали, правда, случаи, когда он чувствовал чей-то постоянный визуальный контакт, а иногда ему даже казалось, что он засекал кого-то в толпе. Вряд ли это были нелепые ошибки профессионалов, скорее – попытки воздействия на психологический баланс объекта.

Если считать вышеизложенный анализ правильным и принять во внимание, что все это никоим образом не повлияло на функционирование Кфира, логично предположить, что последующий этап подразумевал меры несколько более существенные. Об этом свидетельствует хронология событий, но версия остается гипотетической.

В какой-то момент Кфиру стали регулярно звонить в дверь между 3 и 4 утра. Естественно, не каждую ночь и обычно не подряд, но достаточно часто. Звонки были длинными, настойчивыми, но быстро прекращались, всегда до того, как он успевал дойти до двери, чтобы посмотреть в глазок.

Эти звонки в какой-то мере начали влиять на его душевное состояние. Они продолжались некоторое время, и Кфир решил в этом деле разобраться. Ему нужна была ясность, чтобы в какой-то мере заглушить не покидавшее его беспокойство, а может и страх. И так он несколько ночей вставал в 3 утра и просиживал у двери примерно до 4-х. Звонков больше не было!