Арие Бен-Цель - Рассказы для Ноя

© Арие Бен-Цель, 2020

ISBN 978-5-0051-4219-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается памяти моих родителей – Михаила Бенцеля и Нелли Бенцель-Гайсинской, познавших все самое ужасное из того, на что способно человечество

Автор выражает признательность за помощь в работе Эльвире Азан

Стояла весна. Вечером начинался праздник, наш герой направлялся к бабушке на традиционную трапезу. Он не спешил, да и времени до захода солнца еще было достаточно. Зная, что предстоит во время застолья, ему хотелось хоть ненадолго растянуть предвечернее время расставания с этим сказочным чувством, возникающим на медленно тающей границе дня и ночи. Погода была великолепна. Растительность, обретавшая свою очередную молодость, восхищала буйством цвета – этим неповторимым удивительным природным макияжем.

Дом, где он провел значительную часть своего детства, находился в престижном районе напротив небольшого ухоженного парка, где ему был знаком каждый куст и камень.

Он знал, что сегодня, как и всегда, получит свою порцию критики со стороны отца; молчаливую и снисходительную улыбку со стороны деда и понимающе-подбадривающий взгляд со стороны бабушки.

Бабушка… Постоянный и надежный союзник все тридцать с лишним лет его жизни. Это она поддерживала его, когда он выбрал факультет литературы, вопреки желанию отца – тот хотел, чтобы сын стал адвокатом, и пожеланию деда, чтобы внук поступил на экономический. Они все же надеялись, что после получения степени бакалавра он продолжит учебу, все-таки выбрав хоть какую-нибудь мало-мальски надежную профессию. А Ной пошел на степень магистра на литературном факультете. Дед был разочарован, отец пришел в ярость и пригрозил, что прекратит оплачивать учебу. Только бабушка поддержала его. Когда же он решил делать докторат, естественно, на этом же факультете, отец уже ничего не сказал, но весь его вид выражал немой крик. Дед устало улыбнулся – было похоже, что он уже махнул рукой на внука, а бабушка сказала, что гордится им.

Ной не хотел унаследовать бизнес деда или становиться компаньоном в адвокатской фирме отца. Он хотел писать. Писать рассказы, книги, пьесы, если получится – сценарии. Проблема заключалась в том, что его неоднократные попытки написать нечто стоящее до сих пор успехом не увенчались. А когда его стали время от времени печатать, публикации проходили незамеченными.

Несмотря на то, что в университете он учился хорошо, получив степень и магистра, и бакалавра с отличием, в творческий мир проникнуть ему никак не удавалось. Вот и сейчас комиссия отвергла его предложение защиты диссертации на тему «В зените сил, в зените славы… Литературные герои в возрасте расцвета сил – что объединяет их в мировой литературе».

Одним словом, нетрудно было представить, кто и что станет объектом обсуждения во время праздничного ужина.

Не спеша он шел по весенней улице и представлял, как они вчетвером сидят вокруг так хорошо знакомого с самого детства стола и щедро раздают комплименты привычным блюдам. Как всегда, напротив него на стене будет пожелтевший портрет прадеда Яакова. Его умный пронизывающий взгляд, как всегда, приведет в некоторый трепет – ощущение, знакомое с детства, с которым ему до сих пор не удалось справиться. Сначала бабушка подаст рыбные блюда, затем суп или просто бульон. Естественно, кто, как не он, будет помогать бабушке приносить все из кухни, а затем уносить все обратно. Главное начнется после второго, за чаем. Потому что никто не захочет портить праздничную атмосферу во время трапезы.

Он всегда с удовольствием навещал своих стариков. Дед, конечно, был строг, но и его он тоже очень любил. В детстве Ной мог часами слушать дедовы рассказы о похождениях, когда тот в молодости в составе маленького оркестра играл на свадьбах и разных торжествах. Казалось, что дед, обладавший абсолютным слухом, мог играть вообще на всех инструментах. Это было еще там, в старой стране, где им приходилось по реке переправляться из города в город на очередное выступление…

Как много дед прошел с тех пор, как преуспел… Может быть, именно тогда, в детстве, увлекаясь его рассказами, восхищаясь остроумием и искусством рассказчика, Ной подсознательно понял, что найдет свое предназначение в литературе. Литература и история, как и у деда, были его любимыми предметами. При том, что на уроках он никогда не слушал учителей: всегда читал, забегая вперед. Нередко учителя, увидев, что он не слушает, задавали ему вопрос. Но, к их удивлению, его ответы были не только правильны, а гораздо обширнее и глубже, чем предполагалось учебной программой. И к тому же сопровождались примерами и сравнениями из тем, которые в программу не входили.

Ной шел медленно, обходя лужи. Дойдя до знакомого с детства дома и посмотрев на часы, оглянулся вокруг. Отцовской машины пока еще видно не было.

…Раньше, когда была жива мама, они с бабушкой управлялись без его помощи, но это было давно. Потом мамы не стало… Когда это случилось, он был подростком и хорошо запомнил ту ночь. Ему не дали зайти в комнату, где все случилось. Несколько бригад скорой помощи с различными специализациями пытались вернуть маму к жизни более пяти часов. В какой-то момент они смогли восстановить дыхание и собирались перевезти ее в больницу, если восстановится пульс. Оборудование искусственного дыхания еще долго создавало имитацию признаков жизни. Не совсем естественный грудной звук время от времени исходил из ее тела, потому трудно было сказать, когда оно стало безжизненным. Пульс не восстановился…

Затем тянулась долгая волокита с различными бюрократическими бумагами, которые пришлось заполнять врачам скорой. Потом появилась полиция, вызванная скорой помощью, которая констатировала естественную смерть. За этим последовала дополнительная бумажная бюрократия. После чего приехали представители похоронной фирмы. Удостоверившись в документах, оставленных скорой и полицией, они задавали вопросы и давали советы по поводу погребения и выбора кладбища.

Ноя уже никто не гнал. Все проходило мимо, как в старом немом черно-белом фильме. Он сидел на диване и, словно сквозь пелену, пассивно наблюдал за происходящим. После того, как тело увезли, около двух часов ночи, он спустился в сад – ему не хватало воздуха. Слезы продолжали стоять в глазах, но он не плакал, и лишь иногда некий страшный спазм в груди заставлял его издать незнакомый ему до сих пор, неконтролируемый звук, похожий на скуление собаки. По-видимому, это было отражением глубочайшей боли, доселе ему неведомой.