Арие Бен-Цель - Очень узкий мост

Возможно, что и на этот раз он сказал то же самое, но очевидцы помнили другую фразу, спасшую отцу жизнь. «Он мне еще пригодится», – произнес Сервич.

Этот загадочный человек спас жизнь многим евреям. В детстве Кфир часто слышал разговоры о нем. Но никто толком не мог объяснить, почему он помогал обреченным узникам гетто и лагеря. По некоторым слухам, Сервич был евреем. 23 февраля 1987 года в израильской газете «Едиот Ахронот» была опубликована статья «Суровый командир концентрационного лагеря был… евреем», в которой эти слухи как будто подтверждались. Автор статьи Ноах Клигер рассказывал о судебном процессе над Сервичем, который проходил в 50-х годах. На суде выяснилось, что он родился в бедной еврейской семье в Шауляе. Родители отдали его на воспитание немцу, который вскоре увез мальчика в Германию…

…Хаим закончил свой рассказ лаконичной фразой: «Твой отец не раскрыл рта». Интересно, что Кфир ни разу не встречал Хаима среди многочисленных друзей и знакомых отца. И после этой случайной встречи на заводе тоже больше ни разу не встречался с ним, хотя жили они в одном городе.

Тот допрос не прошел для отца бесследно. Кфир с сестрой знали, что если он спит на правом боку, то можно шуметь совершенно безнаказанно – после удара деревянной лампой по голове отец потерял слух на левое ухо. Допрос оставил еще одну память о себе – грубый шов на голове, сделанный без наркоза врачом-евреем в гетто.

Случай сыграл свою роль и в маминой истории.

…22 июля 41-го года рано утром началась бомбардировка Киева. Детская кроватка сдвинулась с места от взрывной волны. В дверь постучала соседка, и мама услышала, как она сказала бабушке: «Софья Зиновьевна, война началась…»

О том, что в последующие дни происходило в Киеве, неоднократно описывалось историками и писателями. Бабушка Кфира, будучи натурой скромной и деликатной, со свойственной ей нерешительностью была близка к тому, чтобы остаться в городе. Если бы не ее кузина, честь и слава этой женщине, которая в буквальном смысле взяла на себя руководство семьей, не избежать бы его матери «Бабьего Яра» [2].

…Немцы вошли в город 19 сентября, в день рождения его мамы, что воистину символично. С пешей колонной беженцев, с самодельными рюкзаками, сделанными той самой кузиной, за несколько дней до этого вышли они из города. А впереди были товарные вагоны, шедшие на восток, бомбежки, вокзалы, различные населенные пункты и города, Полтава, Харьков…

В Харькове остановились у родственников, которые тоже собирались эвакуироваться. Оттуда уже уезжали, кто как мог. Родственница-харьковчанка обещала бабушке места в составе эвакуировавшегося госпиталя, в котором она работала, однако в последнюю минуту начальник госпиталя отказал. Так мама с бабушкой Кфира практически застряли в городе. Соседи-украинцы успокаивали: «Не бойтесь. Что будет с нами, то будет и с вами…» Сегодня это звучит более чем сомнительно, а тогда в это, наверное, просто хотелось верить…

За считанные часы до сдачи города по какой-то причине бабушка с мамой были на привокзальной площади. Трудно представить, что там происходило. Быть может, это была очередная тщетная попытка вырваться из сужающегося огненного кольца. Ожидался последний эшелон. «Соня?! Что ты здесь делаешь?» – неожиданно прозвучал до боли знакомый голос из совсем другой жизни. На фоне разношерстной, испуганной, голодной и усталой толпы стоял офицер со своими солдатами. Это был сводный брат бабушки, Изя. Увидев его, бабушка схватилась за голову. Не будем испытывать терпение читателя деталями. Вкратце, Изя, как настоящий офицер, распорядился быстро и четко. Бабушку он отправил домой, маму повел за руку к коменданту города. При виде офицера со свитой все расступались.

Разговор с комендантом города был коротким. Сходу представившись, Изя сказал ему, что случайно встретил сестру с племянницей. Без лишних разговоров комендант выписал два пропуска на последний эшелон.

Эшелон отправлялся на следующее утро, когда вокруг рвались бомбы, а в небе шли воздушные бои. Эшелон уходил под прикрытием авиации. Затем были Урал и Сибирь. Голод и холод. Изю больше не встречали. По слухам, его расстреляли «свои», вроде бы за что-то лишнее, сказанное не вовремя.

Родители Кфира познакомились в Сибири, куда отец приехал искать брата, единственного, оставшегося в живых после войны. Перед самой войной он в качестве не то врага народа, не то ненадежного элемента, был выслан из «освобожденной братской республики» в Нарым. Таково было предисловие появления нашего героя на свет.

Кфир помнил себя с двухлетнего возраста. Это были отдельные эпизоды семейного путешествия на Кавказ. Однако особый след в его детской памяти оставили другие события.

В 1960-м году их навестил дядя отца из США. В то время всех американских туристов, посещавших СССР, по-видимому, можно было сосчитать на пальцах одной руки. Только перед отъездом в Израиль, через 9 лет, Кфир узнал, что дядя Эмиль привез в Ригу книгу Леона Юриса «Эксодус» [3], вышедшую в Штатах не многим более года до этого и естественно запрещенную в Союзе. Эту книгу переводили в подпольных условиях, по частям. Она стала одним из катализаторов борьбы советского еврейства. Вполне вероятно, что дядя Эмиль не был единственным туристом, которого как бы невзначай попросили о так называемом «небольшом одолжении». Однако не возникает сомнений в том, что те, кто просили, представились как сотрудники Израильского Министерства иностранных дел. В далеком будущем Кфиру предстояло с ними весьма близкое знакомство.

Смерть отца в 1966 году оставила в душе ребенка глубокий след на всю жизнь. Через год после этого мать взяла Кфира с сестрой летом в Крым. Кфиру запомнилась их молодая попутчица по купе, подсевшая на какой-то станции. Эта общительная учительница от скуки предложила Кфиру погадать на картах. Он четко запомнил, как она говорила, что после этого путешествия, после того как они получат письмо от одного очень доброго дяди, его ждет другое, гораздо более дальнее путешествие.

Все сознательное детство Кфира проходило на фоне постоянного открытого антисемитизма в школе, ежедневных драк и нередких избиений, не раз провоцируемых учителями, с легкой руки которых Кфиру не позволялось быть лучшим в классе.

Детство кончилось с репатриацией в Израиль, ставшей возможной благодаря стараниям того же дяди Эмиля.

Кфир с детства мечтал о приключениях. Виной тому было пристрастие к литературе и богатое воображение. Его героями были Айвенго, Д’Артаньян, Шерлок Холмс… Однако лишь после четырнадцати Кфир начал задумываться над тем, откуда берется столько материала, чтобы изложение приключений героев было так интересно. Было понятно, что в каждом герое на самом деле не один человек, а несколько, и количество приключений на каждого из них формирует собирательный образ. Тем не менее, он ждал. Он ждал в надежде получить свою долю приключений. Ожидание было долгим и скучным. Спасала литература, которая еще больше разжигала азарт искателя приключений – теоретика. Все это на фоне плохой учебы в школе, слабого знания языка (издержки репатриации в Израиль) и тяжелого материального положения дома. Однако развивающиеся интеллект и тело наполняли его энергией в ожидании будущего.