Александр Тавровский - Герр Вольф

Все, что было у нас в распоряжении для того, чтобы остановить лавину русских, – это единственная немецкая танковая дивизия в резерве сухопутных войск, к тому времени прилично поистрепавшая себя в водовороте событий, и несколько “пожарных команд”, придуманных Цейтцлером и состоявших из людей, которых наскребли в тыловых службах, – писарей, поваров и водителей.

Все это свалилось на ставку в тот момент, когда она была разбросана по разным углам, как это всегда случалось во время пребывания Гитлера в Берхтесгадене. Сам он находился в Бергхофе, из военных с ним были только помощники. Кейтеля, Йодля и других военных лиц из зоны 1 Ламмерс разместил в маленькой рейхсканцелярии на окраине города. Штаб оперативного руководства находился в специальном поезде на вокзале Зальцбурга. ОКХ, на котором лежала основная ответственность за все рекомендации и действия, оставалось в Мазурских лесах у Ангербурга. Штаб люфтваффе находился там же, хотя, видимо, без своего главнокомандующего, у которого, как всегда, все самое важное происходило где-то в другом месте. 21 ноября под давлением обстоятельств Йодль перенес штаб ближе к Берхтесгадену в пехотные казармы в Штрубе. По совести говоря, это было достаточно далеко от маленькой рейхсканцелярии, но отныне штаб всегда располагался там, когда Гитлер находился в Бергхофе.

На следующий день вся штаб-квартира снова выехала в “Вольфсшанце” в Восточную Пруссию».

В этот вечер Ева, как всегда, ждала своего Ади. И, как всегда, находилась в полнейшем неведении по поводу его намерений относительно нее. Она никогда не знала наверняка, проведет он с нею ночь или нет.

А сегодня, после того, что случилось там, в бесконечно далекой и страшной России, надеяться на встречу с фюрером было просто безумием. Безо всяких сомнений, ее возлюбленный сразу же после телефонного разговора с Цейтцлером на всю ночь заперся со своими помощниками.

Еве нравилась их форма и офицерская выправка, но все они так скучны и после них, а особенно после этих его кошмарных генералов, Ади становится чудовищно раздражительным, порой просто бешеным.

То ли дело Альберт Шпеер! Сразу видно – интеллигент и не зануда! И Ади ее к нему совершенно не ревнует и даже позволяет им иногда пошептаться наедине! А все потому, что Шпеер с ним редко спорит и является по первому зову! Не то что некоторые!

При проектировании Бергхофа Ади позаботился, чтобы ее апартаменты были непосредственно соединены с его. В их спальнях стояли телефоны прямой связи. Спальня Ади у Евы всегда перед глазами: простая, почти походная кровать, крошечный столик, незатейливый шкаф… ну что еще? Ах, конечно! Везде разбросаны книги! Много книг! У Ади к книгам почти сексуальная страсть! Иногда Еве кажется, что он может легко променять ночь с нею на ночь с книгой, а ее саму – на какую-нибудь занимательную новинку.

Ева отчаянно ревнует Гитлера к книгам, к Блонди, к валькириям, к старым партайгеноссе и прочим посетителям Бергхофа, когда «час чая» – прием важных гостей – затягивается до утра.

Вот и сейчас, как обычно, Ева с тоски уже успела ополовинить бутылку шампанского, а ее Ади все нет и нет.

Ну что ж, фюреру Германии все позволено! Позволено категорически не хотеть детей даже от нее! Ади панически боится стать отцом девочки!

– Какая-нибудь маленькая Гитлер! – возмущенно кричит он. – Представьте меня (!) отцом маленькой девочки!

Позволено быть весьма пикантным мужчиной. Настолько пикантным, что Ева однажды рискнула написать в письме школьной подруге: «Как от мужчины я от него вообще ничего не имею».

Позволено иметь не совсем приличные вкусы. У Ади большая порнографическая библиотека, он открыто восхищается извращенно-эротической живописью Штакка. А как-то показал ей свои детские рисунки с откровенно сексуальной символикой! Юному художнику тогда было всего одиннадцать лет! Глядя на них, Еве казалось, что она проваливается в самые мрачные бездны его души.

Нет-нет, Ева всегда будет объективна к своему Дольфу! На самом деле он любит ее больше всех на свете! Даже больше, чем Гели Раубаль! Он уделяет ей максимум внимания, которое может себе позволить уделить женщине вождь и гений!

Ева читала у Бальзака, что ночь, проведенная с женщиной, стоит половины тома художественного произведения! «Но какая же женщина стоит целого тома!» – вполне справедливо уточнял Бальзак.

А Ади провел с ней уже много ночей! Значит, он высоко ценит ее как женщину! Разве он лично не фотографирует ее обнаженной для своей порнографической коллекции? И разве не ее ягодицы, снятые крупным планом, Ади считает украшением этой коллекции?!

Он обожает Евино нижнее белье из тончайшей белой ткани, маркированное клеверными листочками с четырьмя лепестками, получавшимися из причудливого переплетения двух латинских букв – Е и Б!

И разве буквально сразу же после прихода к власти он не подарил ей к совершеннолетию драгоценный турмалиновый гарнитур: браслет, серьги и кольцо?! Она никогда не расстается с ним и, если судьбе будет угодно, наденет его либо в день своей с Ади свадьбы, либо… в день собственной смерти.

Гитлер баловал свою Патшерль всем, чем мог. Ева имела коллекцию платьев от Роматского, обувь от модельера Ферагамо, дорогие меха, двухэтажную виллу в Мюнхене, личную машину. А чего только стоит его эксклюзивный подарок – леопардовый купальник! А два агатово-черных фокстерьера – Негри и Негус! И уж совсем-совсем уникат – огромный негр-охранник из СС с двумя саблезубыми эльзасскими волкодавами!

В Бергхофе Еву называли «хозяйкой дома»! Во время войны, соблюдая закон об обязательном труде, Гитлер назначил ее управительницей Бергхофа. В ее распоряжении – мажордом-интендант СС Кенниберг и его жена, с которой Ева вечно ссорилась, слуги Ханс и Лизи.

И все это благодаря ее возлюбленному!

А разве Гитлер не восторгается ее комнатой? Разве не наслаждается ее простотой и уютом? Ева с улыбкой скользнула взглядом по большому полукруглому дивану с подушками, по картине «Акт» над ним. На картине обнаженная стоящая на коленях красавица. Ее голова зовуще откинута назад. Красавица невероятно похожа на Еву! И разве не символично, что на противоположной стене висит портрет самого фюрера! О, Ади явно смотрит на «ту», что напротив, с чувством глубокого доверия и нежности!

На столе ожил телефон. У Евы екнуло сердце: неужели?! Гитлер никогда не обременял себя лишними звонками и если не собирался к Еве, даже предварительно пообещав, то и сообщать об этом не считал нужным.

Затаив дыхание, Ева прижала трубку к уху.

– Чапперль! Приходи ко мне! Да! Прямо сейчас! Я буду ждать тебя на нашем балконе!