Александр Тавровский - Герр Вольф

Сразу же после ужина избранное общество перебралось в гостиную, где в трехметровой высоты буфете вместе с коллекцией патефонных пластинок хранились бесчисленные сертификаты присуждения Гитлеру звания почетного гражданина.

Для нищего австрийского простолюдина получение немецкого гражданства было заветной мечтой, которую Гитлер сумел осуществить только в тридцать втором году. Тогда парламент земли Брауншвейг назначил его советником местной администрации по вопросам культуры и землеустройства. Сразу же после этого состоялась церемония предоставления Гитлеру немецкого гражданства, после чего он получил законное право участвовать в выборах в Германии.

Поэтому каждый раз, проходя мимо буфета с сертификатами, фюрер с нескрываемым благоговением смотрел на вещественное доказательство своей принадлежности к немецкому народу и своего законного права на немецкий трон.

В гостиной Бергхофа все соответствовало вкусам великого и вместе с тем скромного, в меру консервативного человека.

Монументальную классическую горку венчали массивные часы с бронзовым, довольно свирепого вида, орлом. Прямо перед широченным венецианским окном, как грозный редут, вытянулся шестиметровый стол, за которым Гитлер работал с документами и военными картами.

Здесь все, по мнению Гитлера, располагало к комфортному и вполне пристойному отдыху, без современных кунштюков: кресла с красной обивкой в глубине комнаты у камина и диваны с креслами у круглого стола недалеко от окна. Стол по требованию фюрера был покрыт толстым стеклом для защиты лакированной столешницы: хозяин берег мебель, купленную, по крайней мере так было известно всем, на деньги от продажи «Майн кампф».

Окошки кинопроекторской прикрывал гобелен. После начала войны Гитлер «из солидарности с солдатами, которые терпят лишения на фронте», отменил вечерние киносеансы. И развлечения ограничивались прогоном пластинок, распитием дешевого трофейного шампанского – лучшие сорта, как правило, прибирались к рукам Герингом и его маршалами, – и, конечно, непринужденной беседой.

Внимание гостей привлекал и тяжеловесный комод со встроенными в него динамиками, внушительных размеров бронзовый бюст Рихарда Вагнера работы Арно Брекера и, безусловно, большие написанные маслом картины. Из уважения к фюреру даму с обнаженной грудью приписывали ученику Тициана Бордоне, а другую, совсем уже обнаженную даму – самому учителю.

Так как в конце сорок второго в программе вечера киносеансы отсутствовали, гости сразу же расселись вокруг гигантского камина на необычайно длинной и иезуитски неудобной софе.

Сам же Гитлер, как всегда, по праву сильного занял одно из уютных кресел между Евой и отмеченной его вниманием дамой.

Заиграл патефон. Выбор пластинок из огромной коллекции целиком и полностью соответствовал вкусу хозяина Бергхофа. Вкус же у Гитлера был специфический и безальтернативный. Поэтому весь вечер гости были обречены слушать отрывки из опер Вагнера и наилегчайших оперетт. Так было и в этот раз. И, как обычно, фюрер при исполнении оперетт азартно угадывал имена исполнительниц и по-детски радовался, когда удавалось попасть в точку.

Незатейливо флиртуя сразу с двумя дамами, Гитлер припомнил давнишнюю шутку Геббельса, в которой он еще до войны безжалостно высмеял министра внутренних дел Фрика.

– Представляете, я рассказал обществу, что мой отец не гнушался рукоприкладством. При этом откровенно заметил, что наказания были для меня необходимы и полезны в плане воспитания характера. А этот Фрик, видимо, захотел ко мне подольститься. Что же он тогда сказал?.. Секунду… я сейчас вспомню… слово в слово! Вот! «Да, мой фюрер, как мы видим, это, несомненно, пошло вам на пользу!»

Гитлер, не вставая с места, подхватил под руки обеих своих дам, как бы приглашая их оценить всю трагикомичность ситуации.

– Я строго посмотрел на Фрика, и он от страха пробормотал своим блеющим голосом: «Я хотел сказать, мой фюрер, вот почему вы так многого достигли!» А я захотел послать его к черту! Но меня опередил Геббельс. «Думаю, Фрик, – так ядовито мог сказать только Геббельс, – вас в юности никто не порол! А жаль!»

Все дружно рассмеялись. Причем Гитлер – до слез.

Вдруг лицо его посерело. Он надолго уставился в немеркнущий огонь в камине, как-то обреченно кивая головой. А затем сказал, словно ища сочувствия у окружающих или с затаенным кокетством, примерно то, что уже говорил днем в чайном домике, но гораздо глуше и трагичнее, как на исповеди.

– Когда я осуществлю все свои цели, я отойду от государственных дел и поселюсь в Линце. И с политикой расстанусь навсегда. Ибо только в этом случае мой преемник сможет завоевать авторитет. Я клянусь, что не буду ни во что вмешиваться, и народ, я в этом убежден, поверит в нового вождя, увидев, что вся власть сосредоточена в его руках.

Гости прекратили перешептываться, чтобы не мешать порыву величайшего откровения. Хотя все это они уже слышали не раз – в разных местах и при разных обстоятельствах.

– А меня самого быстро забудут и покинут, – с мазохистским наслаждением произнес Гитлер. – Может, кто-нибудь из бывших соратников и посетит меня как-нибудь, но я на это не рассчитываю. Я никого не возьму с собой, кроме, – Гитлер нежно дотронулся до руки Евы, – фройляйн Браун и Блонди. Если, конечно, они захотят разделить со мной мое одиночество. Но, скорее всего, я буду совсем одинок. Ну кто захочет по доброй воле скрашивать жизнь уже никому не нужного старика?! Все бросятся за моим преемником. Ну, может, раз в год кто-нибудь… разумеется, случайно, и приедет на мой день рождения.

Гости наперебой стали заверять Гитлера в своей вечной преданности. Но тот капризно поджал губы. Кажется, он искренне поверил в то, что говорил. По крайней мере, до конца вечера.

Обстановку разрядила Ева. Иногда, очень редко, она могла себе кое-что позволить!

– Мой фюрер! – задорно крикнула она. – Как мать отечества я просто не имею права покинуть вас! Кто, кроме меня, вам тогда скажет, что ваш галстук не подходит к костюму?! Ну вот как сейчас!

– Ха, Чапперль, – с легким пренебрежением отмахнулся Гитлер, – для этого я могу нанять домработницу! Лично ты мне нужна совсем для другого! И ты прекрасно знаешь, для чего!

Все понимающе улыбнулись. Ева сделала вид, что по-девичьи смущена фривольностью своего кавалера, хотя не раз позволяла себе купаться нагишом в озере под охраной эсэсовцев. Гитлер же при этом сидел на песке и задумчиво смотрел в небо.

Шпееру, у которого уже слипались глаза, вдруг припомнилась одна из первых встреч с фюрером. Дело было в июле тридцать второго в берлинском аэропорту.