Александр Тавровский - Герр Вольф

Но Шпеер в глубине души игнорировал исторические параллели фюрера. Как архитектора его гораздо более занимало, как Гитлеру пришло в голову разместить под этим историческим окном гараж, который при неблагоприятном направлении ветра отчетливо давал себя знать в гостиной.

В целом архитектурный проект Бергхофа, по мнению Шпеера, на любом конкурсе максимум тянул на «удовлетворительно». Но с учетом царственного статуса автора Шпеер даже наедине с собой допускал, что именно благодаря своей неуклюжести Бергхоф имел собственное лицо и атмосферу простого загородного дома, только сильно увеличенного.

Точно так же, как всегда, и в этот раз Шпеер пришел к выводу, что интерьер столовой представляет собой смесь художественного деревенского стиля и несельской элегантности, каковая часто встречается в загородных домах состоятельных горожан.

По желанию фюрера стены и потолки столовой были обиты панелями из светлой лиственницы, а стулья обтянуты ярко-красным сафьяном. Гитлер не любил смешение цветов. Поэтому в Бергхофе преобладала монотонная скука.

Хозяином Гитлер был никаким и с гостями вел себя бесцеремонно, но во всем, что касалось сервировки стола, был неумолим. И если хоть одна ложка лежала «не по правилам», мог быть беспощадным к прислуге. К тем самым официантам-эсэсовцам, в белых жилетах и черных брюках, которые вовсю старались не утомлять внимание фюрера и при этом всегда быть под рукой.

На столе красовалась посуда из простого белого фарфора. Ну не совсем простого: все-таки позолоченный «Розенталь-порцелян»! Но явно не самый дорогой.

Столовое серебро с монограммой «Гитлер» тоже не отличалось уникальностью. Солонки по обоим краям стола и графинчики с уксусом и оливковым маслом были из чешского хрусталя.

Сегодняшний обед состоял из супа, мясного блюда, десерта, минеральной воды, яблочного сока и вина. За украшение стола цветами отвечала Ева Браун.

Гитлер занял свое любимое место в центре длинного стола, лицом к окну, и сразу же после супа по привычке завел разговор с сидящим напротив. По прихоти фюрера собеседник каждый день менялся.

Сегодня им отнюдь не случайно оказался Мартин Борман. Он, как тень отца Гамлета, старался никогда надолго не отрываться от своего патрона. И даже выбор собеседника Гитлера за столом, будь то в «Вервольфе», рейхсканцелярии или Бергхофе, не мог быть игрой случая, но всегда результатом воли «серого кардинала». Даже если ни Гитлер, ни сам избранник не имели об этом ни малейшего понятия.

В это позднее утро компанию фюреру Борман решил не доверять никому и лично стал его визави. Для этого у него были серьезные основания. События последних недель, особенно неудачи под Сталинградом и перманентная война с руководством вермахта, переутомили фюрера. И Борман всеми силами стремился уберечь его от лишних перегрузок.

Кроме того, до него дошли смутные слухи о тайных встречах Шпеера, Геббельса и Геринга, на которых решался вопрос оттеснения его персоны от Гитлера. Это было похоже на заговор бонз!

Насторожила Бормана и ночь, проведенная Шпеером в вагоне-ресторане вместе с Гитлером. Шла ли там речь только о вторжении союзного флота в Средиземное море, до которого Борману не было никакого дела, или Шпеер вовсю агитировал Гитлера против его ближайшего и самого преданного помощника?

Неудивительно, что в Бергхофе Борман решил быть начеку, всегда рядом, так, чтобы даже собственное отражение Гитлера в зеркале напоминало ему о его верном рабе.

До этой минуты Борману удавалось быть доверенным лицом фюрера в самых интимнейших делах. И важнейшие, щекотливейшие проблемы решались порой во время ночных чаепитий в присутствии Бормана и одного-двух личных адъютантов Гитлера.

Под видом охраны здоровья и душевного комфорта фюрера Борман сделал так, чтобы отчеты и прогнозы министерства финансов как можно реже загромождали его рабочий стол, а министра экономики Функа во время аудиенции попросту постоянно прерывал на полуслове, вмешиваясь в разговор, не имея ни малейшего понятия о его сути.

В этом году Борман незаметно оборвал все контакты министерства внутренних дел с фюрером, включая переписку и телефонную связь.

Даже всесильный Геббельс был вынужден сдавать ему свои недельные обзоры, и Борман лично знакомил с ними шефа, при этом всегда небрежно комментируя их. Совсем недавно его усилия по дискредитации министра пропаганды были наконец-то вознаграждены: Гитлер согласился с мнением Бормана, что Геббельсу не стоит составлять обращение к войскам, поскольку «речь человека сугубо цивильного существенно отличается от обыденного языка солдат».

По прямому указанию фюрера Борман собирал анекдоты о нацистских бонзах и от его имени рассылал им эти своеобразные досье. Борман же смог лишить ветеранского золотого партийного значка бывшего министра экономики Шахта только за то, что тот когда-то третировал бедного Мартина.

И теперь, сидя прямо напротив своего кумира, Борман был готов до конца обеда почти бездыханно слушать его незатейливый монолог, не выказывая никакой усталости и желания вставить хотя бы слово.

А почетный гость Бергхофа, Шпеер, который по всем правилам мог бы сейчас сидеть напротив фюрера, пусть поразвлекает дам, благо длинный обеденный стол не располагал к общей беседе.

Потягивая яблочный сок, Гитлер, как всегда стремительно проглотивший все положенные ему обеденные блюда, самозабвенно «беседовал» с сидящим напротив Борманом.

– Слабее ли наша армия русской? – задал он сам себе еретический вопрос и с присущей ему степенью откровенности и цинизма, когда рядом не наблюдалось всех этих противных генералов и прочей штатской сволочи, не замедлил ответить. – В известном смысле да! Она недостаточно вынослива, недостаточно молода, недостаточно агрессивна и, – Гитлер радостно улыбнулся, словно пораженный неожиданно пришедшим на ум афоризмом, – достаточно инертна!

Борман сочувственно кивнул в ответ.

– Достаточно бросить взгляд на список наших генералов, чтобы понять, что эти люди слишком стары. В современном бою командиру роты должно быть 26 лет, командиру полка – 35, командиру дивизии – 40. А что мы видим у нас? В бой солдат ведут командиры, у которых живот нависает над ремнем, а отдышка, как у больных астмой! Неудивительно, что те не успевают за ними во время атаки, зато становятся первыми при отступлении! К тому же нас всегда подводит… транспорт. Это наше слабое место! Я уже не раз утверждал, что нас губит не зима, а транспорт! Если бы под Москвой наши грузовики заводились с пол-оборота, если бы нам вообще хватало их, мы попали бы в Кремль раньше отступавших русских армий и никакой мороз нам не был бы страшен! Что значит иметь в достаточном количестве людей, но не иметь возможности транспортировать их на фронт, иметь боеприпасы, но не знать, как их доставить до пушек и танков, иметь оружие и не мочь довезти его туда, где оно необходимо?! Я говорил это в ноябре сорок первого и говорю это в ноябре сорок второго: горе железной дороге, если в следующий раз она не будет работать!