Александр Дейч - Гарри из Дюссельдорфа

— Зачем вы волнуетесь! — сказал Гиллебранд. — Может быть, вам сейчас не надо писать таких стихов?

— Я только и живу для того, чтобы их писать. Иначе я давно уже был бы мертвым.

Входила сиделка-мулатка Катарина, сильная, крепкая женщина, поворачивала его на другой бок, поднимала его, как перышко, и тогда он повторял свою шутку, что женщины до сих пор носят его на руках. Появлялась Матильда, тихая, заботливая. Многолетнее горе смягчило ее характер. Матильда уже не была больше «домашним Везувием». Она кормила больного; ставила букет цветов у его постели, которую он с горьким юмором звал «матрацной могилой».

Шли годы медленного умирания поэта. Но друзья не забывали его. К нему приходило много посетителей, он получал письма и записки. Авторы присылали книги. Немецкий поэт и критик Карл Бенкерт, писавший под псевдонимом Кертбени, прислал томик стихотворений венгерского поэта-революционера Шандора Петефи в своих переводах. Он сделал на книге надпись: «Прошу Генриха Гейне, великого, вечно юного поэта Германии, принять мою попытку пересадить этого гениального поэта на чужую почву как знак глубокого и искреннего уважения венгерского народа».

Немецкие литераторы и журналисты, жившие в Париже или приезжавшие в столицу, считали своим долгом побывать у Гейне. Они все поражались его героизму; глубокий и умный юмор не покидал умирающего поэта. Все знали его крылатые слова о жизни, болезни, религии, литературе. Принимая опий для смягчения болей, Гейне сказал: «Между опиумом и религией нет разницы».

Когда один религиозный философ уговаривал поэта вернуться в лоно церкви, чтобы заслужить себе божье прощение, Гейне ответил:

— Бог и так простит меня, это его ремесло.

Французские друзья также не покидали Гейне. Жорж Санд, жившая в поместье Ноган, присылала поэту письма, по-прежнему называя его «милый кузен». Хранил дружбу и Теофиль Готье, особенно часто посещавший Гейне. Поэт Жерар де Нерваль переводил Гейне на французский язык и приходил, чтобы прочитать свои переводы. Однажды явился проведать его седоволосый старец, Пьер Жан Беранже, знаменитый французский песенник. И он, как Гейне, в дни молодости был горячим поклонником Сен-Симона и Фурье — утопистов, прозванных Беранже «святыми безумцами». Бальзак, месяцами живший на Украине, в Верховне, поместье своей будущей жены Эвелины Ганской, по возвращении в Париж не забывал немецкого друга. Гейне с горечью узнал о смерти Бальзака. Великий романист умер в августе 1850 года, за несколько месяцев до этого вернувшись из Верховни.

Летом 1851 года в Париж приехал Юлиус Кампе. Он пришел к Гейне, и поэт прежде всего просил своего издателя не рассказывать матери в Гамбурге о его болезни.

— Я в бедственном положении, — сказал Гейне. — Моя жена и многие поражаются, как я могу работать в таком состоянии. Но заверяю вас, дорогой Кампе, что я не выпущу оружия из рук. Вы можете положиться на меня до последнего моего вздоха.

И Гейне рассказал Кампе о своих замыслах. Скоро он пришлет сборник стихотворений и поэм, который назовет «Романцеро».

— Эти стихи, дорогой Кампе, написаны в новой манере. Большинство из них говорит о прошлом различных стран и народов. Но все они очень современны. Возможно скорее издайте эту книгу, прошу вас! Ведь это золотая книга побежденного .

Неисчерпаемая фантазия Гейне диктовала ему в поэтической форме эпизоды из истории Египта, древней Иудеи, средневековой Европы, девственной Мексики. Ему приходилось знакомиться с множеством источников. Он заставлял секретаря добывать книги в библиотеках, у букинистов, у знакомых и читать ему вслух. Он писал сестре Шарлотте в Гамбург с просьбой прислать ему нужные книги. Среди них он назвал романы Диккенса, описания путешествий, сочинения Гоголя в переводе на немецкий язык. Поэта привлекали биографии замечательных людей прошлого и современников.

В книге «Романцеро» поэт рассказал в небольших стихотворных новеллах, какими трудными путями идет человечество к прогрессу и счастью. Гибнут герои, льется их кровь, а побеждают недостойные, злые, негодяи. Сатира Гейне проникала всюду: он осмеял и бесстыдную пляску денежных тузов вокруг «золотого тельца», и цинизм и лицемерие работорговцев, и невероятную жестокость колонизаторов.

Вот палач попадает в замок и танцует с герцогиней на маскированном балу. Приходится палача сделать дворянином Шельм фон Бергеном, чтобы спасти герцогиню от позора.

Вот египетский царь Рампсенит вынужден выдать дочь замуж за вора и казнокрада.

Вот королева Мария-Антуанетта и ее придворная свита, обезглавленные революцией, бродят, как призраки, в замке Тюильри, не зная, что они все мертвы.

Вот раввин и капуцин сцепились в бешеном споре, «чей бог настоящий» — иудейский или католический, и Гейне делает вывод, что все религии одинаково нечистоплотны.

Но в «Романцеро» вошли и другие стихи — лирические, отразившие настроения поэта, который был, словно древнегреческий титан Прометей, прикован железными цепями болезни к своей постели, но при этом сохранил неукротимую волю к творчеству.

В тяжелые, бессонные ночи перед закрытыми глазами поэта проходили вновь и вновь образы всей его жизни — от дней детства и до горьких часов предсмертных страданий. Маленький Гарри из Дюссельдорфа, друг рыжей Йозефы, благоговейный посетитель «Ноева ковчега», прилежный ученик францисканского лицея, неудачливый гамбургский коммерсант, боннский, геттингенский и берлинский студент, политический эмигрант, нашедший себе убежище во Франции… Тоска по родной Германии никогда не покидала его. Он часто повторял: «О, если бы я еще раз мог увидеть мою родину, если бы мне было дано умереть в Германии!..» С какой внутренней теплотой порою в письмах к друзьям он называл себя Гарри из Дюссельдорфа ! Часто вспоминал поэт парк и виллу Соломона Гейне в Оттензене и описание Ренвилля, который он назвал Аффронтенбургом («замком оскорблений»), с мелкими подробностями ложилось рифмованными строками на белые листы бумаги: