Олег Мазурин - Золотой ангел

После очередного выхода на рудник Алабин почувствовал себя плохо. Резко поднялась температура, появился небольшой озноб, вялость, слабость. Затем Дмитрия стало сильно морозить. К вечеру жар усилился, и поручик окончательно слег. Вызвали тюремного лекаря. Тот осмотрел больного и дал пить какие-то пилюли. Но улучшения самочувствия Алабина от принятия этих лекарств не последовало. Температура у недужного каторжника еще больше подскочила.

Кислицин честно сказал поручику:

– От сих пилюль нет никакого прока, Дмитрий Михайлович, их здесь дают для отвода глаз. Выживет человек – хвала доктору, отдаст арестант богу душу – медицина бессильна. Для выживания на каторге нужны два непременных условия: наследственное здоровье и народные методы лечения. Без сих условий – недалекая в будущем смерть.

– Так что мне, милый Сергей Сергеевич, предпринять такого особенного, дабы не погибнуть в Сибири во цвете лет?

– Мы с Окуневым поможем вам в этом, только довертись нам всецело. У нас есть эти верные средства. Сами на себе испытывали.

И с этого часа Кислицин и Окунев стали ухаживать и лечить больного. Приходя с работы, несмотря на физическую усталость, они давали Алабину горячий брусничный настой, малиновый, клюквенный, растирали медвежьим жиром, укрывали двумя одеялами, чтобы поручик пропотел. Первая ночь прошла беспокойно, вторая – тоже. Алабин чуть не умер. Он уже бредил в смертельной горячке, обращаясь с призывами и мольбами то к Кате, то к матушке, то к ангелам-хранителям, то к самому Богу. Просил даже вызвать к нему казематного священника для исповедания. А также проклинал свою тетушку и графа Стоуна. Но к утру ситуация улучшилась. Алабин сильно пропотел, жар начал спадать и бывшему кавалергарду стало лучше.

Лекарь к обеду пришел, лениво взглянул на поручика и равнодушно произнес:

– Несомненно, что сии пилюли приносят ощутимую пользу вашему организму, господин офицер. Пейте и далее, любезный…

И насыпал в подставленные руки хворого арестанта с дюжину пилюль. От казематного Эскулапа сильно разило водкой.

Доктору было все равно, что станется со здоровьем Алабина. Умрет он или нет – потеря для мира небольшая! Сколько он перевидал арестантов на своем веку, и сколько их кануло в лету. Каждый год в Стретенск пригоняют по несколько партий государственных и уголовных преступников. И каждый год они мрут, как мухи. От голода, холода, болезни, от невыносимого труда и безысходности. Обо всех переживать – душевных сил не хватит.

Да и рьяно лечить их не следует. Одним каторжником больше, одним каторжником меньше. Они же преступники – чего их жалеть! Сами виноваты, что попали сюда! Самое главное для доктора – это вовремя получить свое жалованье, накушаться водки с большими сибирскими пельменями и поспать. А на здоровье ссыльных доктору глубоко плевать. В том числе и на здоровье гвардейского офицера. Так что дело спасения утопающего в руках самого утопающего – бывшего поручика лейб-гвардии Кавалергардского полка, а ныне уголовного преступника Дмитрия Михайловича Алабина. Пусть сам выкарабкиваются из своих болячек. Выживет арестант – хорошо, а вознесется на небеса – еще лучше! Зато врач сбережет казенное лекарство и использует его уже для лечения состоятельных горожан – купцов, чиновников, офицеров, золотопромышленников и др. А те в свою очередь отблагодарят тюремного эскулапа щедрыми чаевыми. И снова медик не додаст кому-то из хворых каторжников нужных лекарств. И снова использует порошки и пилюли для нужных и богатых пациентов. А кто на Руси не ворует? Только лентяй или дурак. Значит, он казематный лекарь точно не болван и не бездельник, а самый что ни на есть предприимчивый человек. Вот так!

А болезнь крепко и надолго засела в организме Алабина. Ему становилось то лучше, то хуже. Он порой выздоравливал, но снова простывал. Всюду поручика сопровождал хронический кашель. Появилась и противная мокрота. Сначала бледно-желтая, а потом гнойно-зеленая. Казалось, этому не будет конца. И вот однажды, когда Алабин слегка выздоровев, работал на руднике и, закашлявшись, сплюнул как обычно мокроту на землю, то увидел вместо ярко-зеленого плевка настоящую кровь (!).

Дмитрий не на шутку встревожился. Недавно один арестант умер с похожими симптомами. Он тоже сильно и надрывно кашлял, страдал кровохарканьем, из-за рта его пахло какой-то гнилостью. Может этот каторжанин и заразил Алабина.

Кислицин, заметив кровавые плевки поручика, констатировал:

– Любезный Дмитрий Михайлович, хотя я и не доктор, но точно скажу вам ваш диагноз. У вас, голубчик, самая что ни на есть настоящий грудная болезнь или чахотка! Сия хворь ужасно серьезная, и коли запустить ее – то она оказывается для человека смертельной. Хлопочите, Дмитрий Михайлович, о переводе вас в другую климатическую зону и смягчения наказания. Допустим, на юг Енисейской губернии, в Минусинск или Усть-абаканское. Иначе вам не выкарабкаться из оного недуга.

Алабин подал прошение на имя генерал-губернатора Иркутской губернии Трескина, но ответа не последовало. То ли письмо долго везли до адресата, то ли оно дошло, но затерялась в пыльных и тесных кабинетах губернской канцелярии в ворохе многочисленной почты, а то ли его комендант острога перехватил и оставил при себе. Так, на всякий случай. Мало ли каких неприятностей ждать от этой просьбы. Вдруг прочитает ее губернатор и задаст старику показательную трепку: мол, плохо службу исполняешь, каналья, не бережешь государственных преступников. А поручик-то не из простых каторжан, бывший дворянин, герой войны, орденоносец, самого императора охранял! За такого ссыльного могут и наказать по всей строгости и самое страшное – лакомого поста лишить! Так что вернее письмецо придержать до поры до времени, а лучше его сжечь – так надежнее и спокойнее будет. Так или иначе, но пока никто из государственных чиновников не отвечал Алабину, а болезнь все прогрессировала.

И снова на помощь поручику пришли Кислицин и Окунев.

– Мы тебя выручим, Дмитрий Михайлович, – сказал корнет.

– Да, да, мы вас непременно спасем, – вторил товарищу капитан.

– Каким чудесным образом?

– Нам подсказали одно ценное лекарство. И мы выменяли его у бурятов за водку, – гордо и торжественно промолвил Окунев. – Вот оно!

Корнет показал поручику березовый туесок с каким-то белым и густым веществом.

– Что это, господа? – поинтересовался Алабин.

Кислицин объяснил:

– Сие собачий жир – верное средство от чахотки. Пить по большой ложке три-четыре раза в день до принятия трапезы. И болезнь как рукой снимет. Возьмите…

Поручик принял из рук Окунева туесок и понюхал его содержимое… Не очень-то приятно пахнет. Больного затошнило. Как же эту гадость глотать? Немыслимо! Но какой у Алабина выход из этой смертельной ситуации? Надо как-то свою жизнь спасать. А тут все средства хороши. И Дмитрий, превозмогая отвращение к народному средству, все-таки решился на глазах товарищей отправить в рот полноценную ложку жира. Алабина чуть не вырвало.