Борис Поляков - Кола

Выше кольских причалов уткнулось в песчаный берег много шняк, раньшин. В ближней к крепости шняке Кир сидит, Афанасий, Никита рядом на берегу.

– Живей, Андрюха! – Никита призывно махнул рукой, громко позвал, по-свойски, будто только они расстались. – Говорил же – придет. Прыгай, я оттолкну!

Под ногами знакомо качнулась шняка, и Никита сразу повел на воду ее, оттолкнул сильно.

– С богом!

Свободные весла только на средней банке, и Андрей сел к ним, смиряя дыхание, пристроил рядом с собой ружье. Кир разворачивал кормовым шняку. В ногах два заточенных топора, взгляд исподлобья, мимо плеча Андрея. «А дядя Максим советовал с краю садиться, не в середину». И, покосясь на топоры Кира, Андрей взялся за весла, увидел опять причалы. Никита шел из воды, громоздкий, с ружьем, оглядывался им вслед.

– Налегай! – Голос у Кира глухой и жесткий. Шняка совсем кормой к берегу повернулась.

– Ты куда правишь? – сердито встревожился Афанасий.

– Помалкивай! – небрежно ответил Кир.

– Чего там – помалкивай?! Пока туман, ближние надо снять.

– Греби, говорю! С дальних начнем. Если шняку потом заметят, дело сделано будет. А впредь помалкивай, говорю, или сразу катись на берег.

Промеж Кира и Афанасия миру, похоже, нет. И Андрей, загребая веслами, стал смотреть не на Кира и топоры – на Колу. Под стеною крепости к мысу валко бежал Никита. Но редут в запустении, там не видно людей, бруствер разрушен, лафеты торчат без пушек. И еще из шняки теперь увиделось: башня крепости скособочилась у стены, в провале выперли ее бревна. Знать, первые ядра и бомбы били туда. А коляне? Живые ли, целы остались там? Неужто Кир с Афанасием тоже пришли оттуда?

– Налегай еще! – подгоняет Кир.

Андрей налегал. Привычны в ладонях весла, шняка легкая на ходу попалась. А с Суллем, бывало, в ночи и в стужу...

От нового залпа туго ударил воздух и будто качнулись вараки, шняка. Грохотом вжало голову в плечи, в ушах встал противный нудящий звон. Под стеною упал Никита.

На куполе собора дранка взлетела птицами, чешуйчатый бок обнажился стропилами, повалились обломки. Два креста стали падать, как с распахнутыми руками. Из пушек в храм? В бога?

Афанасий бросил весла, крестился. Никита поднялся с земли как пьяный, и Андрей хотел закричать ему: «От стены-ы! Пода-але!» Но Кир вскочил на корме, замахал кулаком, и Андрей больше понял, чем слышал, его разъяренное:

– Налегай, мать вашу!

Не слышно было ружейной пальбы, крика метущихся чаек. Вода беззвучно стекала с весел. Никита побежал, исчез, наконец, за углом крепости, свернул к окопам на набережной Туломы.

– Успеть мы должны! Успеть! – Кир с озленным лицом орет, но едва доносится его голос.

Шняка ходко идет. Ветра нет. Над водою вместе с туманом тянется сизый пушечный дым. А корабль, наверное, станет видно потом от знаков. Их опасно будет снимать с фарватера. Шняка, если заметят, взлетит обломками, а они, как кресты, – с распахнутыми руками.

Андрей упирается во всю мочь, и кажется: он давно уже так гребет и гребет на пределе сил. Да скоро ли эти знаки? И в нетерпении он оглянулся. Близко уже, слава богу, близко.

Знак – бочонок обычный, как анкерок ведра на три, некрашеный, ткнулся, скользнул у борта.

– Лови! – хрипит Кир.

Андрей изловчился, схватил бочонок, но едва смог к борту поднять: привязан снизу. Наклонился еще и поймал за бортом веревку. Афанасий подался ему помочь, и шняка скренилась, почти зачерпнула бортом. Кир проворно метнулся, взмахнул топором. Все мгновенно произошло. У Андрея рука на борту с веревкою рядом и близко к Киру, и нет времени распрямиться, ее убрать. Нюшка вспомнилась ему мигом, советы дяди Максима. И он дернулся всем телом, понимая, что оплошал, хотелось закричать: «Нет!»

Топор ударил возле руки, и бочонок свободно свалился в шняку. Кир попятился на корму, сел. Афанасий двинул ногой бочонок.

– Иди, Андрюха, на мое место. Я буйрепы стану рубить.

Кир глядел молча в сторону, вытер лицо ладонью.

– Налегай! – Он будто чувствовал облегчение.

Теперь Афанасий сел за средние весла. Напряглась под рубахой его спина, пот заметно проступил солью. Кир непрестанно оглядывается на Колу. С топором оправдался бы после: качнулась шняка. А впредь, коль момент улучится, сумеет ли снова себя сдержать? И хоть дрожь осталась в руках, Андрей виду старался не показать.

И спросил вслух спокойно, будто ничего не понял:

– Может, лучше их не снимать, а сдвигать на мелкое место?

– А что? – Афанасий обернулся к Андрею. – Дело!

Кир прямо в глаза посмотрел впервые. Сказал погодя:

– Знаки надо все снять. А Маркелову раньшину можно свести на мель. Пусть идут на нее, – и подал топор Афанасию. – Не зевай.

К другому знаку Андрей заранее приготовился. Бросил весла и повернулся, прицеливаясь к бочонку, поймал его, кинул рывком на борт. Афанасий ударил топором ловко. В воду булькнула сразу, ушла веревка.

– Эк, мы славно его...

А Кир уже заворачивал кормовым.

– Налегай!

Раньшина дяди Маркела стояла на якоре, весла при ней, смрад от протухшей рыбы. Кир ловко причалил к ней, якорь поднял проворно.

– Понаехала всякая сволочь в Колу, – будто себе сказал. – И не ведает, что творит.

Афанасий не отозвался, а Андрей виноватым себя почувствовал.

Залп ударил опять неожиданно, и они замерли в шняке, оглядывались на Колу. Будто впервые теперь увиделось, как тесно построен город. Бомбы взрывались на нижнем посаде, в крепости. Огонь занимался кое-где на домах.

– Смотри-ка, – глухо позвал Афанасий Кира. – Дом крестного твоего горит. И Матвея-писаря рядом.

У собора разрушены крыша и купола. Там виден уже кое-где огонь, небольшой пока, но тушить туда уже не добраться. А если пушки и дальше будут стрелять, то и миром с огнем не справиться. Андрей пожар помнил в своей деревне.

– Наши тоже не пощадят, – погодя отозвался Кир. – Налегай...

Место для Маркеловой раньшины Кир, верно, наметил загодя. Сам поставил на якорь ее у мели и руки брезгливо обмыл водою, будто и раньшина приобщалась к предательству.

– Может, бочонки оставить в раньшине? Чего их с собой таскать?

– Таскать! – жестко ответил Кир. – Залив голый будет. – И заорал: – Голый! Не было никаких тут знаков. Раньшина на мели, а кругом голо!

Раншина дяди Маркела с протухшей рыбой позади их осталась.

Теперь, петляя от знака к знаку, шли в направлении к городу, к кораблю. Среди залива – как на ладони. И они без роздыху торопились, с опаской оглядывались, бросая бочонки в шняку. У какого их заприметят? Из винтовок, из пушек по ним ударят? Укрыться негде.

– Еще! Еще налегай! – сквозь зубы их подгоняет Кир.

Землисто его лицо, но видит корабль он, пушки, а Андрей непрестанно удара ждет оттуда – спиной, затылком. С каждым взмахом он старается оглянуться, увидеть: что там?