Вера Крыжановская - Светочи Чехии

Среди населения произошел раскол: большинство чехов примкнуло к „чашникам”, но высшее духовенство и особенно немецкое бюргерство, остались на стороне римского исповедания.

Среди этих смут и разногласий, произведенных реформой величайшего из христианских таинств, как громом, всех поразила весть о заключении Гуса в тюрьму. Гнев потряс Чехию; произошли сходки панов для опротестования такого беззакония, а граф Гинек даже решил лично отправиться в Костниц, чтобы на месте обсудить с чешскими баронами необходимые средства к освобождению любимого проповедника.

Узнав о его намерении, Ружена стала просить графа взять и ее с собой; кроме живого, глубокого участия в судьбе ее духовника и друга, молодой графине хотелось посмотреть блеск императорского и папского дворов, съехавшуюся со всего мира духовную и светскую аристократию и знаменитых ученых. С трудом, однако, добилась она согласия обоих графов; в виде последнего возражения, граф Гинек выставил трудность найти помещение в Костнице, сказав, что берет ее с собой лишь при условии, если одна из его родственниц, имевшая там свой дом, согласится оказать им гостеприимство.

Но, видимо, „ се que femme veut, Dieu le veut ”: посланный в Костниц нарочный привез известие, что дом отдается в их распоряжение и что их ждут с нетерпением. Этим разрешалось последнее затруднение, и Ружена принялась снаряжаться к отъезду. Анна, Туллия и Иитка ехали с ней, а Вок, к неудовольствию своему, не получив немедленно отпуска от короля, принужден был пока оставаться в Праге. Однако, решено было, что он присоединится к своим, как только позволят обстоятельства.

Кто посещает теперь мирный город Костниц, не может составить себе понятия, что творилось в его стенах во время знаменитого собора 1414 г.

Казалось, туда съехалось все христианство: 30 кардиналов, 20 архиепископов, 150 епископов, прелатов и докторов более 1800 простых священников; курфюрсты, герцоги баварский и австрийский и несметное число князей, графов, баронов и дворян, всех национальностей.

Высокие особы привозили с собой многочисленную свиту: по свидетельству хроник того времени, до 30,000 лошадей, и все это вместе с любопытными иностранцами, купцами, скоморохами и т. д. достигало внушительной цифры 100,000 человек. Маленький городок оказался переполненным, и запоздавшим приходилось располагаться в шатрах по окрестностям.

Сам город походил на громадную ярмарку, где текло шумное веселье, и важность обсуждавшихся вопросов не мешала достойным отцам собора посещать торжества, пиры и турниры. Много болтая про преобразование церкви, пылкие кардиналы, епископы и прелаты вовсе не помышляли однако преобразовывать свои распущенные нравы. Не стыдясь, навезли они с собой своих возлюбленных и, даже смелее светской молодежи, открыто забавлялись с налетевшими в Костниц 1500 блудницами.

Безобразие было таково, что Гус писал друзьям: „Если бы вы могли взглянуть на этот собор, называющий себя святейшим и непогрешимейшим, вы увидали бы великий соблазн. Швабы говорят, что потребуется 30 лет, чтобы очистить город от загрязнивших его мерзостей”…

В понедельник, 26 марта, граф Вальдштейн с невесткой и свитой прибыл в Костниц. Хотя это было начало страстной недели, но улицы были полны народом и в воздухе стоял невообразимый шум и гам. У Ружены, ехавшей верхом, рядом с графом, разбегались глаза, настолько кругом все было пестро, ново, кипело жизнью и движением. Чтобы добраться до дому их родственницы, нужно было проехать через весь город, а тут на каждом шагу приходилось останавливаться, то чтобы протискиваться сквозь толпу, собравшуюся вокруг заезжего торговца, уличного певца и т. п., то смыкать ряды и сторониться, давая проезд пышной свите какого-нибудь прелата, в великолепном одеянии, восседавшего на богато убранной лошади и равнодушно взиравшего на окружавших. Кучки воинов самых разнообразных типов, сновали во все стороны: смуглые, с огненными глазами итальянцы, массивные, надменные англичане, худощавые, стройные французы, доводившие до крайности изысканную моду того времени, рослые славяне с их детски наивным взглядом; все это сливалось в калейдоскоп, от которого рябило в глазах и кружилась голова. Раз им пришлось даже сделать объезд, чтобы избегнуть происходившей на улице драки: буйная челядь одного из польских послов поспорила со свитой какого-то тевтонского рыцаря.

Наконец, они добрались до дома Бригитты фон Лауфенштейн, вдовы немецкого дворянина; та с величайшим радушием приняла своих чешских родственников и отвела им большое, удобное помещение, истинное сокровище в такой толчее. Ружена сразу завоевала сердце старушки, которая обещала молодой графине показать все, что есть любопытного в городе, начиная с императора и императрицы, благодаря своим связям при дворе.

— Приезжай вы немножко раньше, вы увидали бы и папу; а теперь, вообразите, он скрылся на прошлой неделе и это, привело весь город в смятение, — с взволнованным видом рассказывала Бригитта. — Когда весть о его бегстве разнеслась на следующее утро, все потеряли голову: купцы стали закрывать лавки, разносчики попрятались, боясь ограбления; да и действительно народ накинулся на многие квартиры, брошенные последовавшими за папой прелатами, и разграбил их. Бургомистр даже призвал граждан к оружию. Настал точно судный день!

— А неизвестно, куда скрылся папа? — спросил граф.

— Предполагают, что в Шафгаузен. Боже мой! Кто мог подумать, что дело дойдет до этого, когда его святейшество с таким торжеством въезжал в город окруженный кардиналами, епископами и пышной свитой! — грустно заметила старушка.

— Но въезд императора был не менее блестящ, я думаю, — осведомилась Ружена.

— Да, это было зрелище невиданное, — восторженно сказала Бригитта. — Я провела тогда целую ночь на улице и даже простудилась, но нисколько не сожалею, что пролежала потом три недели в постели. Видите ли, милая графиня, император прибыл ночью, 25 декабря; но в городе никто, конечно, не смыкал глаз и зажгли столько факелов, смоляных бочек и разных огней, что было светло, как днем.

Император ехал верхом под балдахином из золотистого сукна, который несли четыре сенатора города; он был величествен и милостиво отвечал на радостные приветствие народа. Под другим балдахином ехала императрица Барбара, вся закутанная в горностае, а за ними бесконечной вереницей тянулись принцы, рыцари и благородные дамы. Глаза слепило от такого количества золота, блестящих тканей и драгоценностей, Но то, что потом происходило под сводами храма, вышло, если можно сказать, еще пышнее и грандиознее! Благодаря покровительству одного знакомого каноника, у меня было прекрасное место, откуда я отлично могла видеть.