Юрий Татаринов - Роковая страсть короля Миндовга

Рукша уже позавтракала. Ей некуда было спешить. Она без эмоций глазела в сторону окна, за которым вдали виднелось восходящее мартовское солнце. Вопрос отвлек ее.

— Кто? — спросила она.

— Князь Довмонт.

— Уехал, — ответила толстуха. И внимательно посмотрела на сестру. — А почему ты спрашиваешь о нем? — двойной подбородок ее вдруг затрясся, княгиня беззвучно засмеялась. — Вот это новость! — не без издевки пропела она. И, наконец, заключила: — Ну, слава богам! Хоть одному удалось расшевелить твое каменное сердце!..

Ближе к вечеру в тот день, когда светлейший перебрался в государевы покои, ему донесли, что с ним хочет встретиться свояченица.

Не обладая ни смелостью, ни достаточной решительностью, гостья вошла в королевские покои ни жива ни мертва. Уверенная в том, что государю она безразлична, бедняжка нацелилась разрубить гордиев узел своего положения.

В палате было натоплено, вдобавок в каждом углу горели факелы. Тем не менее прибывшей показалось, что там холодно и сумрачно...

— Ваше величество, прошу вас, — прямо с порога, без предисловий начала гостья, — намекните вашему наместнику, чтобы прислал сватов ко мне! Согласна сделаться его женой!

Если бы в государевых покоях было больше света, несчастная заметила бы, как дрогнули мускулы на сухощавом лице короля. Кажется, тот рассчитывал услышать что-то другое.

— Ты... уверена? — едва слышно спросил он. — Ты хорошо подумала?

Государь уже знал характер этой девы, знал, что она любит его, поэтому сразу понял, что союз, который она предлагает, сделает его любимца несчастным.

— Уверена, — ответила княжна.

Светлейший нацелился было потолковать по душам. Но тут, как назло, удушливый ком сдавил ему горло. Жажда личного счастья, которого он никогда не знал, пробудилась в нем. Бедняга встал и, потревожив пламя одного из факелов, прошелся к ближайшему окну. И уже оттуда, сумев взять себя в руки, тихо исторг:

— Что ж, будь по-твоему. Сегодня же пошлю гонца в Нальшу.

Он понимал, чувствовал, что от брака этого потеряют все: и он, и любимец наместник, и сама княжна. Мудрый человек, король Миндовг знал, что идти на поводу своих эмоций — смерти подобно. Однако дал согласие. Кажется, таким способом он рассчитывал освободить свое сердце от безумной страсти...

Прошло два года. Июль принес народу Литвы по-настоящему важную новость: королевские войска в решающем сражении на озере Дурба разбили ненавистных тевтонцев. Вместе с другими именитыми рыцарями, такими, например, как зловредный упрямец Бурхард, в сражении погиб и маршалок прусский Генрих Ботель. Шведский принц Карл [3] Исторические личности, упоминаемые мной в этой повести, реальны, как реальны и все описываемые события и места, где эти события происходили. был пленен, но после того, как попытался в безнадежной для себя ситуации оказать сопротивление, был зарублен... Эта победа подарила Литве спокойствие по меньшей мере года на два.

Великую победу, согласно обычаю, следовало отметить. И король Миндовг пригласил всех военачальников в Варуту. [4] Часто упоминаемая мной Варута, основная и любимая резиденция короля Миндовга, находилась, по мнению польского исследователя белорусской истории Александра Ельского, на территории нынешнего Барановичского района. Теперь это деревня Городище. На ее окраине есть обводненная возвышенность, которую в настоящее время занимает так называемый «Дом Сирот». На территории той возвышенности и размещалась Варута. Еще один исследователь белорусской истории витебчанин Юрий Александрович Якимович дополняет, что поселения на тамошней реке Сервечь вошли в состав кунигасальной Литвы при князе Миндовге, то есть в середине XIII в. Правителю Литвы понравилась завоеванная им за рекой Рутой местность, и он основал там свою резиденцию. Он даже короновался там (см. книгу «Города Беларуси. Брестчина», 2010). Уверен, следует отметить данное легендарное место и стилизовать его под эпоху XIII в., чтобы соотечественники могли отдавать здесь дань памяти основателю нашего древнего государства. Именно при короле Миндовге оно обрело те границы, которые имеет теперь. А преемственность, уважительное отношение к прошлому — фундамент мудрой государственной политики. ОДНИХ ТОЛЬКО непосредственных участников упомянутого сражения ожидалось до сотни.

Первым в резиденцию короля прибыл князь Тренята, брат покойной жены короля Миндовга. Несмотря на мешковатую фигуру, гость проворно соскочил с коня и опустился на колено.

Государь незамедлительно возложил на его плечи большой дубовый венок. Оба расцеловались и, хотя терпеть не могли один другого, выпили по кружке забористой медовухи.

За Тренятой приехал Таутил, за ним — Едивид. Пожилой и грузный Девепрунт привез всех жен и дочерей своих — всего тринадцать душ, не считая армию прислужниц. За этими высокородными особами, словно листья с деревьев после первых осенних заморозков, посыпали другие. Одни появлялись с детьми и оравой слуг, другие — в одиночку, не без расчета присмотреть себе на этом собрании аристократов невесту. Подтягивались и купцы. На предзамковой поляне, на берегу быстроводной Сервечи набирал силу, привлекая к себе красками, базар. Объявились и незваные гости — странствующие рыцари без роду и племени...

А на замковом дворе уже отсвечивали белизной свежевыструганных досок длинные столы. Погода благоприятствовала, поэтому навес решено было не сооружать.

В самый день открытия торжества прибыл князь Довмонт с женой. Наместник был ранен: левая рука его, та самая, которой он орудовал, висела на широкой черной ленте. Бледное лицо хозяина Нальши, его плотно сжатые губы указывали на то, что рана доставляет мучения. В среде собравшихся уже ходила легенда о том, что во время последней сечи князь собственноручно сразил магистра.

Ближе к вечеру на замковом дворе зажгли смоляные бочки. Сделалось светло, как на закате погожего дня. Всплески огней бодрили, селили надежду.

Стоило в воздухе появиться соблазняющим мясным ароматам, как гости потянулись к столам. Не замедлил занять свое место и хозяин. Когда все устроились, он встал и поднял наполненный вином кубок. Мерный гул голосов в одночасье сменился глубокой тишиной. Взоры собравшихся устремились на короля...

Опытный оратор, государь помедлил, потом торжественно заговорил:

— Братья! В этот знаменательный для Литвы и ее народа день хочу напомнить: вот уже тридцать лет вы храните мне верность!

Напоминание об этом своеобразном юбилее вызвало взрыв бодрых криков, гости вразнобой и слаженно принялись скандировать: «Да здравствует король!.. Многие лета славному Миндовгу!..» Но светлейший не позволил затянуться этим восхвалениям, он поднял руку и, когда опять сделалось тихо, продолжил: