ГАРРИ ТАБАЧНИК - ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ

Приехаа в Женеву, они никого не стремились убедить в превосходстве советской системы. Ведь теперь они не могут, как писал в своей книге „Идеологическая борьба в международных отношениях” Георгий Арбатов, провозглашать, что главный источник их успехов „сила социалистических идей”. Теперь они старались уверить мир в правдивости Москвы, искренности ее намерений и в то же время разубедить Запад в его правоте, посеять семена сомнений, заставить копаться в собственной психологии, натравить одну влиятельную группу на другую, используя видимость интеллектуального спора, подбрасывая в нужный момент необходимую аргументацию. Порой их можно принять за преподавателей какого-нибудь западного университета или колледжа. Тем более, что

немало западных профессоров излагает свои мысли тем же языком, что и они.

Их многому научил опыт ведения вьетнамской войны. Первой в истории войны, выигранной средствами массовой информации, подорвавших моральный дух своей страны и тем самым нанесших ей поражение. Потому-то такими вдруг стали они доступными для западной прессы, что осознали ее силу и поняли, что пресса, столь часто настроенная против своей системы, может стать их союзником. Их речи баюкают, и забывается, что все это уже было в прошлом, что меньше пяти десятилетий назад так же баюкал своими речами и прилежный ленинский ученик — Геббельс. В его дневниках за 1945 год попадаются удивительные записи. Когда часы гитлеровского режима были уже сочтены и почти все, что оставалось от него, было загнано в берлинский бункер, рейхсминистр пропаганды записывает, что получает большое удовлетворение от использования американскими газетами его высказываний. Теперь американская пресса временами столь же охотно подхватывает высказывания советских пропагандистов, забывая о том, что для них главное — повлиять на население иностранных государств, то есть то, что в книге „Идеологическая борьба в международных отношениях” Георгия Арбатова скрывается под туманной формулировкой „умелого и искусного использования объективных экономических и социально-политических процессов”. Теперь главное это, а не пропагандирование „побед социализма в экономическом соревновании с капитализмом”, не „идеологическое воздействие силой примера стран социализма”.

А к кому отнесет читатель такой пассаж Арбатова: „... никогда еще столь остро не испытывалась потребность в надежных средствах духовного господства над массами — идеях, которые могли бы обеспечить поддержку широких масс трудящихся. С другой стороны, ее идеология несет на себе печать упадка, оказывается все менее пригодной для борьбы за умы и сердца людей”? Разумеется, это написано о буржуазной идеологии, но ведь потому, что все это с полным основанием относится к советской идеологии, Арбатов и оказался в свите приехавшего спасать и систему и идеологию в Женеву генсека.

Другой член свиты — Александр Яковлев, которому было уготовано вскоре стать главным пропагандистом Кремля, в своей написанной в 1967 году книге „Идеология американской империи” утверждает, что „В условиях ожесточенного столкновения... ослабить борьбу против идеологии империализма значило бы сползти на позиции буржуазии и предать коммунистические идеалы”. Отправлявшегося в Швейцарию Горбачева эти набившие оскомину пропагандистские клише вряд

ли могли удовлетворить. Ему требовалось нечто иное, что помогло бы ему если не убедить президента Рейгана, то, по крайней мере, произвести впечатление на западную публику. Ведь незадолго до этого, отвечая на вопросы журнала „Тайм”, он сказал: „Пожалуй, каждый согласится, что политическая атмосфера переговоров формируется загодя. Ни президент, ни я не сможем игнорировать настроения внутри своих стран”.

Это правильное по существу замечание целиком может быть воспринято только теми, кто ставит знак равенства между советской и демократической системой. Если на Западе государственный деятель действительно подвержен влияниям общественного мнения, если атаки в прессе способны причинить ему неприятности, а иногда и повлиять на него, то советскому руководителю это еще не грозило. Конечно, отголоски общественного мнения страны доходили и до него, но это были приглушенные, как шепоток некоторых песен Высоцкого, отголоски, а не амплифированный, подобно звукам рок-группы, грохот, создаваемый западными средствами массовой информации.

К тому же советская система воспитания и образования не приучила людей к критическому мышлению. И тем не менее удивительно, что несмотря на все и вопреки многолетним усилиям советской пропаганды, общественное мнение в Советском Союзе все же существует. Причем на его формирование большое влияние оказывает, как ни странно, марксистское положение о том, что теория проверяется практикой. Я помню, как на лекциях и семинарах в Московском университете объяснение именно этого положения создавало преподавателям наибольшие трудности. Ведь им приходилось доказывать недоказуемое. Мы все повторяли слышанное с кафедры и зазубренное по учебникам, без чего ведь не получить зачета, но кое у кого возникали и сомнения. Советская практика, то, с чем нам приходилось сталкиваться ежедневно, начисто опровергала все провозглашаемое учебниками. Ошибаются те, кто думает, что антисоветчиками становятся под влиянием западной пропаганды. Антисоветчиками делает людей советская действительность.

Однако, когда Горбачев говорил о „настроениях внутри страны”, он, главным образом, имел в виду настроения внутри западных стран. Вот на них-то он и его пропагандисты стремились повлиять в нужном для них направлении. Конечно, в Женеве это старались делать тоньше. Однако буквально в те же самые дни в Москве на партийной конференции работников радио и телевидения выступил Е. Лигачев, сказавший следующее:

„Голос советского радио слушают за рубежом на 67 языках 222 часа в сутки. Но это количественная сторона... Наше телевидение и радиовещание должны целиком и полностью быть политическими. Все программы... надо подчинить одной цели — пропаганде, разъяснению и проведению в жизнь партийной политики. То есть они должны быть классовые по существу”.

Главный партийный идеолог повторил то, что является стержнем советской пропаганды с первых дней возникновения советского государства: выплескивание наружу, за пределы страны зажигательных лозунгов, фальсификаций и откровенной лжи, использование той же самой лжи для оболванивания собственного народа.

Слушавшие Горбачева в Женеве не обратили внимания на речь Лигачева в Москве, еще раз подтвердив справедливость некогда сказанного первым американским послом в Советском Союзе У. Буллитом о том, что лидеры западных стран „просто не способны проникнуть в природу врага, стремящегося лишь к одному — их уничтожению”.